Сью Таунсенд - Адриан Моул: Годы прострации

Мне не терпелось завладеть ее вниманием, и я спросил:

— Ты часто думаешь о смерти, Пандора?

— О смерти? — расхохоталась она. — Какая связь между чисткой аквариумов и смертью?

— Я об этом думаю постоянно.

— Ну так это естественно, у тебя ведь потенциально смертельное заболевание. — Она взглянула на меня: — Тебе известно, что некоторые мужчины с возрастом хорошеют?

— Впервые слышу. Все мужчины вокруг меня с возрастом окончательно дурнеют. Физиономия моего отца похожа на окаменевшую мошонку.

— А вот ты с годами превратился в невероятно привлекательного мужчину, — улыбнулась Пандора. — Ты не растолстел, и, благодарение Господу, аллилуйя, твою голову наконец-то украсила стрижка, которая тебе идет. Я ничуть не тоскую по той жуткой прическе на косой пробор. И не прошло и тридцати лет, как ты последовал моему совету одеваться в темные цвета. Мужчина в пастельных тонах неизбежно приобретает вид отпускника на Майорке.

— Ты неисправимый сноб.

— Я люблю Майорку, — запротестовала Пандора. — Я была там несколько раз по личному приглашению принца Фелипе и его жены Летиции.

Официант поставил перед нами большую тарелку с креветочными чипсами. Пандора заговорила с ним по-китайски, их беседа длилась довольно долго. Когда он удалился, я полюбопытствовал, о чем они разговаривали.

— Он попросил меня обратиться к Гордону Брауну насчет его визы.

— Мистеру Брауну больше делать нечего, кроме как бороться с плесенью и оформлять визы?

Уэйн принес нам две миски с жидкостью, в которой плавали не самые выдающиеся части тела какой-то птицы. Я спросил, что это такое.

— Суп из утиных лапок, — пояснил Уэйн. — Это деликатес.

— Ты решил развлечься за наш счет? — Я подозрительно глянул на Уэйна.

— А ты решил посмеяться над моим культурным наследием, Моули? — парировал он.

Они с Пандорой обменялись парой слов на китайском, и оба расхохотались. Как не владеющий китайским языком, я начинал чувствовать себя лишним в их компании.

— Я и вправду должен есть эти когтистые птичьи лапы? — спросил я.

— Птичьи когти считаются афродизиаком, — заметила Пандора.

Уэйн направился к другим столикам, и я сказал Пандоре:

— Это было жестоко с твоей стороны. Ты же знаешь, моя сексуальная функция на данный момент несколько снижена.

Она взяла меня за руку:

— Прости, Ади. Я могу чем-нибудь помочь?

Я отодвинул от себя миску с утиным супом. Она поступила так же со своей миской:

— Я готова помочь тебе любым доступным мне способом.

— Это предложение?

— Недавно я ужинала с психотерапевтом Маршей Лант. Она занимается сексуальными проблемами. Я могу дать тебе ее телефон.

— Спасибо, не надо, — коротко ответил я.

Последовала неловкая пауза. Мы оба пялились на аквариум. Молчание прервала Пандора:

— Моя мать на днях уплотняла стены в своем лофте и, выбрасывая всякий хлам, наткнулась на сундук с именем Берта Бакстера, выгравированным на крышке.

— И что там было? — живо заинтересовался я.

— Не знаю. Сундук заперт.

— Кажется, я могу отыскать к нему ключ.

Пандора посмотрела мне прямо в глаза:

— Тогда мы должны увидеться в самое ближайшее время, и ты вставишь свой ключ в мой сундук.

Появился Уэйн с круглым подносом с перегородками, заполненным всякими яствами, и водрузил его посреди стола. Я не узнавал ничего из того, что он принес.

— Такое впечатление, что кто-то подобрал ошметки с пола на скотобойне и наскоро обжарил их в раскаленном масле.

— Попробуй что-нибудь новое, расширь свои горизонты! — Вооружившись палочками, Пандора с изумительной ловкостью принялась накладывать непонятную еду на мою пустую тарелку. — Это еда, которую едят сами китайцы. Ну, давай же, попробуй!

Я нехотя взял палочки и попытался отправить в рот скользкий кусок неизвестно чего, но лишь уронил его на колени. Подавшись вперед, Пандора начала кормить меня со своих палочек. От ее близости, запаха ее духов, волнующего декольте, оказавшегося под самым моим носом, у меня сдавило горло, и мне трудно было глотать.

Еда оказалась недурственной, но с курицей под соусом из черных бобов ей было, конечно, не сравниться. Я обрадовался, когда Уэйн принес блюдо с более чем узнаваемой лапшой.

За отвратительным кофе, какой обычно подает Уэйн, Пандора говорила о кампании по профилактике рака простаты, к которой она подключилась, и о том, какую помощь я мог бы ей оказать. Слушал я вполуха. Я любовался ее прекрасным лицом и сгорал от желания погладить ее волосы и сказать ей, что я любил ее, когда мне было тринадцать, люблю сейчас и буду любить всегда.

Позже, потягивая бренди за счет заведения, я рассказал ей о моих разнообразных проблемах. О том, что Георгина несчастна, книжный магазин закрывается, а мать рвется на «Шоу Джереми Кайла».

— О, я обожаю ток-шоу Джереми Кайла, — заявила Пандора. — Благодаря Джереми я в курсе того, чем живут низшие классы, что избавляет меня от необходимости посещать эти ужасные районы муниципальной застройки. Обязательно посмотрю передачу с твоей матерью.

— Ну, это будет не прямой эфир, а запись, но я позвоню тебе и сообщу, когда она выйдет.

— Хорошо, мы должны теснее контактировать друг с другом, правда?

Я целиком и полностью с ней согласился.

Она подвезла меня до дома. Неслась как сумасшедшая по нашим проселочным дорогам. Если бы навстречу выехал трактор, не избежать бы нам неминуемой гибели, но, как справедливо заметила Пандора, кому придет в голову сесть на трактор в час ночи.

Подъехав к свинарникам, Пандора глянула на окна:

— Тебе лучше поторопиться, Георгина еще не спит. — И добавила со вздохом: — Как бы я хотела, чтобы и меня кто-нибудь ждал дома.

— Но ты такая умная и красивая, мужчины должны толпами гоняться за тобой.

— Большинство мужчин меня боится. А остальные либо женаты, либо геи, либо у них биполярное расстройство психики.

Дорогой дневник, она выглядела такой одинокой, что мне захотелось обнять ее. Но я лишь попрощался и двинул к дому. Георгина сидела на кухне. Перед ней стояла пепельница, полная окурков, пустая бутылка из-под вина и наполовину полный бокал.

— Ты был с ней, да?

— Мы случайно встретились у Уэйна Вонга.

— Подумать только! — завопила Георгина. — Я принимала эту женщину в моем доме, кормила пастушьей запеканкой!

Спали мы в одной постели, но было такое ощущение, что я лежу на Северном полюсе, а она на Южном.

Проснулся в шесть утра с тяжестью на душе. Тревоги обступили меня со всех сторон. Встал и отправился варить кофе. На кухне сидел Гленн в трусах и камуфляжной майке.

— Ты рано сегодня, — заметил я.

— Я привык так вставать. Из лагеря нам приходится выезжать еще до восхода солнца. — Я поставил чайник на плиту, и Гленн продолжил: — Пап, можно задать тебе один вопрос? Почему ты не пишешь мне каждую неделю, как другие родители?