Чевгун Федорович - Если можешь – беги…

Но Шитов все-таки позвонил туда, сюда и взял парочку информаций. Хреновенькие, но сойдет… Отнес на машинку, заглянул к Локтееву.

– Ты что такой бледный? Случайно вчера – не того?.. – спросил ответсек и щелкнул себя по кадыку.

– Да что ты, Николай Иванович! Ни капли. Честно! – сказал Шитов. И поспешил уйти в свой кабинет, от чужих расспросов подальше.

И почти сразу к Шитову заглянул Валювич, да не один, а с какой-то старухой. Глаза у старухи были не то очень злые, не то – просто сумасшедшие.

– Слушай, ты поговори с этой бабушкой, она вроде бы тебя спрашивала, – сказал Валювич и скрылся в коридоре.

– Что у вас такое случилось, бабушка? – мягко, как только мог, спросил Шитов. Такие вот бабушки в редакциях газет – не редкость. Чаще всего они звонят и жалуются на все и всех по телефону, но иногда приходят и персонально – излить свои старческие проблемы на голову очередного журналиста. – Садитесь, рассказывайте…

Но старуха присесть к столу не пожелала.

– Шпион у нас в доме поселился. Иностранный, – сказала старуха внятно и громко. – Примите меры.

– Шпион? Какой шпион? – Шитову показалось, что он – спит и не может проснуться.

– Японский шпион. Он меня со свету сжить хочет! – старуха буквально пронзила Шитова своими злыми до дрожи глазами. -Поселился – и живет. И все ходит, и ходит, все тайны выпытывает… У нас, дураков, выпытывает, а этим желтопузым – продает. За иены ихние вонючие. Гад!

Шитов всмотрелся старухе в лицо, и оно показалось ему знакомым.

– А где вы живете? – спросил он.

– Да вот там и живу, где шпион, – отрезала старуха. – Улица Первомайская, дом пять квартира сорок. Я в третьем подъезде, а шпион – во втором. Я даже квартиру его знаю! Девятнадцатая.

Первомайская пять квартира девятнадцать? Господи, так это же его, Шитова, адрес! И дом его, и квартира… Шпион? Какой там, к черту, шпион? Бред какой-то… Бред!

Пока Шитов тупо соображал, что и как ответить старухе, та обожгла его взглядом и вышла из комнаты.

– Они говорят, на меня заведено уголовное дело, – Ирина говорила без слез, и от этого слушать ее было вдвойне тяжелей и горше. – Я только что из милиции, звоню тебе из автомата. Выйди, встреть меня. Я – рядом, около театра…

Шитов бросил информации недочитанными и помчался к Ирине.

– Мы говорили часа два… – рассказывала Ирина, когда они шли к своему дому.

– Кто – они? С кем ты говорила?

– С каким-то усатым… Он мне сказал, что ведет предварительное следствие… Мы проговорили часа два, но… он не поверил мне. Ни капельки! – было тепло – бабье лето! – но Ирину пробивал озноб. – Этот усатый требует, чтобы я назвала каких-то сообщников… Он говорит, что я будто бы действовала не одна, что за моей спиною кто-то стоит… Господи, да что они все там, в милиции, с ума посходили?!

Снова слезы. Снова нервы и слезы… Идет игра – профессионально отрепетированная и прекрасно организованная. Да, уголовное дело на Шитову завели, но капитан Семенов хранит его в сейфе и никому не показывает. Это "уголовное дело" тоже часть игры. Одному – урок, остальным – в назиданье. Играй, Семенов, играй!

Семенов не был злым человеком. Может быть, в глубине души он даже Ирину и жалел. Но у Семенова был свой начальник – майор Колючко. Он однажды вызвал к себе капитана Семенова и сказал: "Слушай, надо кое-кого проучить. Так что сделаем так…" И сделали. Теперь пролог отыгран, занавес -поднят, начался первый акт. Актеры, на выход!

Да, но в игре должны быть свои правила… Семенов эти правила знает. Он аккуратно оформляет протоколы допросов. Он берет у Ирины то одну объяснительную, то другую. Он то вызывает Ирину через день, а то не тревожит ее неделю. Идет игра! Иногда Шитов ходит в милицию вместе с женой, но на допросах он не присутствует: в кабинет его Семенов не пускает. Шитов сидит в коридоре, на ободранном диване для посетителей, и ждет, когда отпустят Ирину. Сидит – и покорно ждет.

… Работа валилась у Шитова из рук, он стал запаздывать со сдачей материалов, писал мало, а на редакционных летучках сидел с отсутствующим видом, почти не вникая в суть того, что говорят.

В такие минуты он видел перед собой жену.

Вот она входит в кабинет к Семенову и садится перед столом. Капитан лениво достает тоненькую папку из сейфа.

– Так кто же вас, Шитова, надоумил идти к Мешкаеву в офис? – в сотый раз спрашивает он.

– Мешкаев мне сам позвонил, предложил прийти, сделать с ним рекламное интервью, – в сотый же раз отвечает Ирина.

– Нет, минуточку! – Семенов достает из папки какой-то листок и читает… нет, просто произносит на память: – Вот:"… И тогда Шитова сказала мне, что не будет делать никакого разоблачительного материала, но за это потребовала от меня пятьсот тысяч рублей". Ну, что вы на это скажете?

– Но ведь Мешкаев – врет… Врет! – чуть не кричит Ирина.

– Мин-нуточку! Не будем кричать, гражданочка. Не надо! – усы у Семенова щетинятся еще больше. – За оскорбление… вы сами понимаете, что бывает за оскорбление. Поэтому я вас попрошу… -Здесь Семенов неожиданно расслабляется и говорит проникновенно: -И все-таки, Шитова, скажите мне, а как фамилия того человека, которому вы должны были передать эти пятьсот тысяч? Ну, которые вам якобы без малейшего принуждения отдал Мешкаев? Как этого человека зовут? Ну хотя бы кличку его – помните? Ну, этот… Сах… Сох… Как? Ну, подскажите!

– Что вам подсказать? – спрашивает Ирина, не понимая, чего же от нее хочет этот страшный и усатый человек. – Я ведь вам повторяю…

– Слышал я уже, слышал! – Семенов обрывает Ирину, закрывает папку и швыряет ее в сейф. – Имейте в виду, я все, что вы мне говорите, проверю. Может, вы мне и правду говорите, а может, и неправду… Идите. Если будет нужно, я вас вызову.

Ирина выходит из кабинета – до следующего звонка на работу. А капитан Семенов встает и подходит к окну.

А хорошо бы сейчас на рыбалочку, думает он. Взять бутылочку, посидеть у костра… Блесенку покидать… Осенний клев – самый лютый! Да. Но приходится работать – искать эту самую организованную преступность… мать ее так!

Что ж, у каждого – своя работа…

– Ты что-то, Женя в последнее время сам не свой ходишь, -несколько раз говорил Шитову Лешка Габер. Высокий лоб со множеством глубоких морщин делал его похожим одновременно на Сократа и на писателя Бабеля. – Что-нибудь у тебя случилось?

– Да нет, так… Пустяки.

– Может быть, я тебе чем-нибудь могу помочь?

" Господи, Леша! Да чем же ты можешь мне помочь, дорогой?" – думал в такие минуты Шитов.

"Непонятка" между тем все продолжалась. На работе Шитова стали заметно сторониться. Локтеев уже не шутил в его присутствии и почти не разговаривал с ним, а если что-то и говорил, то с какими-то неясными намеками. Даже Буравчик перестал заскакивать к Шитову за сигаретами, хотя, бывало, заходил к нему раньше по несколько раз на дню. Остальные же поглядывали на Шитова странными, казалось ему, глазами. А редакционные дамы, которых было ровно три и которые все были незамужними, вообще старались теперь обойти Шитова стороной, словно бы опасаясь, что Шитов вдруг начнет их щипать за ляжки и за прочие нелитературные места.