Мартти Ларни - Рассказы

Итак, я прервал мой драгоценный творческий процесс и пошел отворять дверь. На лестничной площадке стояли два маленьких богатыря, молочные зубы которых привыкли вести ежедневную борьбу с мороженым и конфетами. Один богатырь был ростом с мой зонтик, другой чуть поменьше.

— Дяденька, есть у вас ненужная бумага? — бодро спросил тот, что с зонтик ростом.

— Нет, кажется, нет…

— Совсем ничего?

— Надо посмотреть. Заходите! Ребята, не робея, вошли в мой кабинет.

— Как тебя зовут? — спросил я старшего.

— Меня зовут Илкка.

— Ах, Илкка! Сколько же тебе лет, Илкка?

— Шесть. А это мой младший брат.

— Младший? А сколько ему?

— Я не знаю. Кале, тебе сейчас сколько?

— По кррайней мерре четырре. Узе.

Покончив таким образом с формальностями, я стал собирать газеты и журналы со столов и с полок и сваливать их в кучу на пол.

— А с картинками у вас нет? — спросил Илкка.

Нашлись, конечно, и с картинками. И молодые люди вместо того, чтобы связывать печатную продукцию в пачки, удобные для переноски, тут же легли на пол и стали смотреть картинки. Так продолжалось полчаса, что можно считать, по-моему, достаточным сроком для испытания нормального терпения. Я решил поторопить молодых людей. Тут Кале вскочил с таким видом, как будто он вдруг вспомнил о чем-то важном.

— Дядя, дядя!

— Да?

— Мне сррочно нузно по-маленькому.

— Хорошо, что вовремя сказал. О таком деле лучше всего сразу договориться, как мужчина с мужчиной. Иди-ка сюда!

Я показал молодому человеку внутреннее устройство моей квартиры, а сам вернулся, чтобы помочь его любознательному брату, который уже сидел в кресле, изучая картинки старого иллюстрированного журнала.

— Начни-ка связывать газеты, — предложил я ему.

— Я подожду Кале. Шпагат у него в кармане. А эта обезьяна как называется?

Я взглянул мимоходом на снимок в журнале и ответил:

— Это, по-видимому, павиан.

— Забавная морда, правда? А что это у него какой зад?

— Такой уж…

— Фу, некрасивый… А это кто такой?

— Это житель полинезийских островов.

— Почему на нем нет одежды?

— Она ему не нужна. Там, где он живет, всегда очень тепло.

— А может быть, он такой бедный?

— Вполне возможно.

— Или, может быть, он собрался купаться?

— Это тоже не исключено.

— Дядя, а у вас есть ножницы?

— Зачем они тебе?

— Я вырежу вот эти самолеты и вот эту машину.

— Нет, знаешь… Давай-ка лучше все собирай и связывай. А то, видишь, дяде некогда, дяде надо работать.

— Я не могу связывать. Шпагат у Кале в кармане.

Да, кстати. Ведь у меня же было двое гостей. Я пошел проведать младшего брата, которому вот уже четверть часа никто не мешал сосредоточиться. Действительно, он совершенно забыл обо всем на свете и чувствовал себя, как дома. Раковину умывальника он наполнил водой и пустил плавать в ней мыло и щетку для ногтей.

— Это атомная подводная лодка. Она нырряет вот так… вот так… Во, здоррово! Смотрри, дядя! Она нырряет, нырряет… Волны… все морре ррасплескивается…

— Ну-ка, мой руки скорее да выходи отсюда, — сказал я довольно холодно. — Ну, давай, давай, поживее!

Не очень охотно, он все же с грехом пополам вымыл и вытер руки, и я опорожнил раковину. Но не успели мы вернуться в мой кабинет, как вдруг молодой человек снова вспомнил что-то весьма важное.

— Дядя!

— Ну, что еще?

— Теперь мне нузно по-большому…

И это было вполне серьезно. Но на сей раз я не дал ему строить атомный флот. Я стоял на страже, готовый оказать маленькому адмиралу необходимую помощь. Через час я уложил газеты и журналы в две пачки, крепко их перевязал и вынес на лестницу. Юные друзья были, видимо, удовлетворены результатами делового визита, ибо младший брат, уходя, шепнул старшему:

— Это хорроший дядя попался…

Два часа маленькие деловые люди занимали мое время. Но вот наконец я мог вернуться к своей работе. Когда я провожал моих гостей к выходу, старший из братьев хотел было еще задержаться:

— Дядя, а старой телефонной книги у вас нет?

— Зачем она тебе?

— За них платят хорошо. Они такие тяжелые.

— Нет такой книги! А теперь можете идти!

Я выпроводил маленьких бумаготоргрвцев на лестницу, запер дверь и вернулся в кабинет, чтобы вновь сосредоточиться на творческой задаче. Но едва я успел сесть за письменный стол, как снова зазвонил звонок. Я поспешил открыть дверь, уже не ожидая никакого приятного сюрприза. Те же братишки ввалились на порог, и старший коротко изложил свое дело:

— Дядя! Теперь и мне приспичило…

Сам не знаю, что привело меня вчера вечером в сад Кайсаниеми. Может быть, это была волшебница-весна? Она пришла так поздно в этом году, и вместе с нею, откуда ни возьмись, явились тучи моли, продавцы мороженого, садовые сторожа и закопченные котлы асфальтировщиков. Кто это с пафосом пел, что весна — пора любви и радужных надежд? Ничего подобного! Действительность доказывает обратное. Вчера я имел случай убедиться в этом.

Недалеко от пруда, где плещутся утки, есть — или по крайней мере был еще вчера — огромный раскидистый каштан, под мирной сенью коего часто присаживается отдохнуть изгнанный с вокзала друг бутылки, либо молодая пара, одержимая страстью нежной, либо вышедший на вечернюю прогулку владелец собаки со своим любимцем.

Вчера вечером никто не нарушал идиллического покоя старого великана. И потому одна несчастная душа, отчаявшись, замышляла совершить именно там ужасное дело: накинуть петлю на сук могучего дерева. Я тихо сел на скамейку, готовясь быть единственным зрителем в этом театре одного актера. Обыденно-современная внешность: плотно облегающие ковбойские штаны, остроносые ботинки на тончайшем высоком каблуке, синяя стеганая куртка, волнистые, высоко взбитые волосы, завитые феном, и томный взор из-под рисованных ресниц и век, оттененных лазоревой помадой.

Несчастное существо решило проститься с молодостью и недобрым миром. Только тут я понял, как трудно закрепить веревку на ветке дерева, если нет лестницы. Попробуйте-ка взобраться по толстому стволу, когда у вас высокие каблуки, плотные брюки в обтяжку да к тому же еще лисье боа на шее, а в руке — толстая веревка! Попробуйте, так узнаете.

Несколько отчаянных попыток не принесли удачи. Наконец, я увидел глаза самоубийцы и услышал обращенные ко мне слова, сказанные таким мрачным голосом, каким нынче вообще говорят в подобных случаях:

— А ну-ка, встаньте на минутку.

— Зачем?

— Мне нужна эта скамейка.

— На какой предмет?

— Иначе мне не закрепить эту веревку на суку. Ну, освободите вы скамейку или нет?

— Освобожу, конечно. Вот только ноги немного отдохнут. Вы ведь не очень торопитесь? Да и куда спешить?