Александр Федотов - Макароны по-флотски (сборник)

В дембельской форме важен каждый элемент: ленточка, краб (кокарда), бескозырка, ремень, бляха, погоны… Даже лычки на погонах. Ленточка, например, должна обязательно быть тиснёной и только с золотыми буквами. До службы я и не подозревал, что существует такое множество видов ленточек, отличающихся по тиснению букв и оттенкам краски. «Золотая» – тиснёная, с золотыми буквами – самый редкий вид. «Бронзовая» – не тисненная с бронзовыми буквами – самая «левая». Гражданский человек, даже если очень захочет, различия не увидит. Но для настоящих моряков различие неоспоримо. Уходить на дембель с чём-либо другим считается до того «чмошно», что даже самые задрипанные моряки уходили на дембель только с «золотыми» ленточками. И вообще, увидеть «золотые» ленточки можно только на дембелях. Никто даже не дерзнул бы использовать такую драгоценность в повседневной жизни. Это всё равно, что в мазутные цистерны в костюме лазать. Ленточки бережно хранились в потайных шхерах, дожидаясь заветного дня дембеля.

Дембельский фотоальбом – это вообще произведение искусства. Чего только стоят рисованные тушью парусники на разделительных кальках!

Готовясь к дембелю, мы готовимся к гражданке, а кто нас там ждёт кроме друзей и родных? Ну, конечно, девушки! Во всяком случае, так нам это представлялось с корабля. С доведением до совершенства дембельской формы и фотоальбома, естественно совмещается процесс совершенствования самого себя. Здесь понятие «совершенство» каждый воспринимает в силу своего кругозора и фантазии. Один таджик, например, мечтал вставить себе все золотые зубы. Но в основном, конечно, котировались накачка мускулов, татуировки и… шары.

– Слышь, Крот, – полторашник Строев потрепал за плечо Олега Кротова. Он как раз дремал в машинном отделении: развалился на промасленной ветоши, набросанной поверх полукруглого кожуха, прикрывавшего вал, вращавший корабельные винты.

– Чё?

– Ну ты даёшь – харю мочить… И как это ты с этого кожуха не свалишься?!

– Давай короче, чего надо?

– Про последнее достижение эротический науки слышал? Шары. Бабы от них тащатся!

– Не понял. Какие шары? – привстал на локте Олег.

– Во. В член вставляешь! – Строев выплюнул изо рта на ладонь две блестящих пилюле-образных капсулы из полированного красного пластика: – Бабы тащатся!

– Так и тащатся?

– Конкретно. Визжат.

– А чего ты их во рту держишь?

– Полирую. Из зубной щетки сделал, три дня шкурил, теперь вот уже второй день во рту полирую.

– Не хрена себе! … А почему их два?

– С двух сторон поставлю.

– А что не с трёх?!

– Вот ты смеешься, а Ребров вообще себе кукурузный початок сделал. И ничего. Пока, правда, ещё не испытывал… Ждёт увольнения… Я думаю для начала двух хватит, – сказал Строев, подумав. – …Потом ещё добавлю…

– Блин! Я тоже хочу, чтобы визжали.

– Ну так в чём дело? У тебя же зубная щетка есть – вперёд! – Строев снова засунул в рот пластиковые капсулы. Он помолчал, погонял их языком за щекой и спросил, немного шепелявя:

– Слушай, а ты мне их вставить не поможешь?

– Да о чём разговор, хоть сейчас – Кротов с готовностью обтёр замасленные руки об ещё сильней замасленные штаны. Штаны, похоже, даже стали малость чище:

– Че делать?

– Я тут зубную щётку наточил. – Строев достал из кармана робы заточенную, как резец, зубную щётку и передал Кротову

Заинтригованный Кротов сжал щётку в кулаке, как кинжал:

– Головку пробивать?

– Себе пробей!

– А где бить-то? – обиделся Олег.

– По коже. Хрен кладётся на деревяшку, оттягивается крайняя плоть и в ней аккуратно делается дырка… Там кожа двойная, под кожу и вставляется шар… Потом зарастёт… Строев, несколько обескураженный рвением Кротова, недоверчиво посмотрел на него:

– Сумеешь?

– Да блин, о чём ты говоришь! На гражданке я и не такое делал.

– Делал? – неуверенно переспросил Строев, но дополнительных заверений не потребовал.

Строев разложил своё достоинство на неструганной доске, оттянул вбок кожу, зажмурился и замер, ожидая начала операции. Олег повертел маслянистыми пальцами обсосанные до блеска шары и положил рядом, на кусок газеты. Потом он деловито обошёл место предстоящей работы, оценивая ситуацию. Было около двух часов утра. В машинном отделении тихо, лишь тихонько посвистывал пар из расположенного в двух шагах парового котла. Достоинство Строева доверчиво лежало на доске, как на ладони. Олег, прикидывал про себя траекторию удара, не решаясь приступить к операции. Строев, принимая во внимание деликатность своего положения, начал терять терпение: а если сейчас, не дай бог, ворвётся офицер с прихватом. Но тут Крот очнулся и решительно установил на оттянутой коже пластиковый резец.

– Ну, наконец, – проговорил Строев, неожиданно отмечая про себя, что слово «наконец» принимает в данной ситуации несколько двусмысленное значение.

Прищурившись в ожидании удара, Строев с опаской наблюдал за всеми манипуляциями хирурга-самоучки.

– Не ссы.

Кротов прицеливался долго и по всем правилам. Он зажмурил левый глаз, выверил положение и направление резца, несколько раз поднял и медленно опустил молоток. Промахиваться здесь было нельзя. При каждом замахе, Строев боязливо жмурился.

– Ну давай, блин! – не выдержал он.

Раз-мах… и сильнейший удар молотка… наглухо прибил достоинство Строева к доске! Заточенная щётка, как по маслу, прошила кожу и глубоко увязла в мягком, податливом дереве.

– А-а-а-а-а-а-а!!! – Строев вскочил на ноги уволакивая окровавленным членом неструганную доску! – А-ААА!!! – взвыл он ещё громче.

У Олега звенело в ушах.

– Не ссы, сейчас оторвем, – немного удивленный результатом удара, Кротов ловил руками раскачивающуюся на конце Строева доску.

– Я тебе оторву-у-у!!!

Олег поймал доску и, притянув к себе Строева, водрузил её и «достоинство» на место. Качательными движениями он начал постепенное отсоединять друга от доски.

– У-у-у-у-у-у-у… С-у-у-у-у-у-ка…

– Ладно, чего сука-то… Второй быстрее вставим.

– У-у-у-у-у-у-у…

– Не ссы. Бабы визжать будут… – Олег методично отсоединял друга.

Прибил он его качественно, ничего не скажешь. Но уже через пол часа все было кончено. В машинном отделении на промасленных пайолах сидели два окровавленных, но счастливых человека – хирург-любитель Кротов и начинающий герой-любовник Строев. Последний бережно, как новорождённого младенца, держал в руках своё перебинтованное «чудо».

– А ты боялся! – Кротов удовлетворённо вытер окровавленные руки о штаны и блаженно затянулся бычком «Беломора».

Подобной экзекуции в тот период службы подвергли себя многие, чуть ли не половина старослужащих корабля. Строев поначалу ходил загадочный и довольный. Но его походка становилась все более напряженной, ноги постепенно начинали выгибаться колесом. К концу недели он уже еле передвигался. Со стороны, не посвященному человеку, могло показаться, что матрос наложил в штаны. Причём спереди. Сначала Строев переносил все эти мучения героически. Но, когда его «достоинство» раздулось до размеров, что он его еле-еле двумя руками обхватывал, и появилась реальная опасность остаться совсем без какого-либо мужского достоинства, он сдался. Обречённо перебирая ногами, Строев поплелся в медпункт сдаваться на милость медикам.