Кристофер Мур - Дурак

— Знамо дело, парнишка. Если в Глостере есть ссудная касса, я тебя туда отведу, как только твой наряд высохнет.

Кент вскинул удивленного дикобраза — свою бровь:

— Это чего он такое?

— Каждые святки я вожу Харчка в «Ссудную кассу Филлис Терр» в Лондоне. Он там поет Иисусу «С днем рожденья» и задувает свечки на меноре.

— Но святки же — языческий праздник, — молвил один оруженосец.

— Заткнись, недоносок. Хочешь испортить радость недоумку? Вы вообще тут зачем? Вы разве не Эдмунду служите? Вам же полагается мою голову на пику насаживать сейчас или как-то.

— Они мне переприсягнули, — молвил Кент. — После того как я их отлупил.

— Так точно, — молвил один армифер. — У сего доброго рыцаря мы научимся большему.

— Точно так, — вторил ему армифер-два. — Да и по-любому мы были Эдгара людьми. Лорд Эдмунд — негодяй, если позволите, сударь.

— К тому же, дорогой мой Кай, — молвил я, — известно ль им, что ты незнатен и безгрошен? Тебе не по чину и карману содержать боевое подразделение, будто какому-нибудь… ну я не знаю, графу Кентскому.

— Верно заметил, Карман, — рек мне Кент в ответ. — Добрые судари мои, я должен освободить вас от службы.

— Значит, нам не заплатят?

— Весьма прискорбно мне, но нет.

— Ой. Ну тогда мы пойдем.

— Прощайте, парни, будьте начеку, — сказал им Кент. — И помните — сражаются всем телом, не только мечом.

Два фелефея с поклонами вышли из портомойни.

— Теперь расскажут Эдмунду, где мы прячемся? — уточнил я.

— Вряд ли. Но тебе все равно лучше облачиться.

— Мытея, как мой шутовской наряд?

— Исходит паром у огня, сударь. В доме-то носить уже можно, сдается мне. Я верно услыхала, что вы кинжалом пробили ухо лорду Эдмунду?

— Я? Простой шут? Нет, глупая девица. Я безобиден. Укол ума, пинок гордыне — вот и весь урон, который шут умеет нанести.

— Жалко, — сказала портомойка. — Он и не такого заслужил за то, как обращался с вашим стоеросовым дружком… — Она отвернулась. — Да и с остальными.

— А почему ты, кстати, сразу не прикончил этого мерзавца, Карман? — осведомился Кент. Околичности не пережили такого пинка и, обеспамятев, забились под ковер.

— Ага, ори погромче, тебя плохо слышно. Простаку закон не писан.

— А самому тебе вольно ж бывает голосить: «С добрым утречком! Погоды у нас стоят мрачные, а я развязал окаянную войну!»

— Теперь у Эдмунда своя война.

— Вот видишь? Опять за свое.

— Я как раз шел тебе сказать да наткнулся на призрак-девицу — она обхаживала Харчка. Потом этот дуболом выскочил в окно, пришлось спасать. Призрак намекнул, что ублюдка может спасти Франция. Может, он стакнулся с королем Пижоном и готовит вторжение?

— Призраки знамениты своей ненадежностью, — сказал Кент. — К тому ж тебе не приходило в голову, что ты мог спятить, а это все тебе просто привиделось? Харчок, а ты-то призрака видал?

— Внамо дело — я даве ф ней покуролефил, только потом ифпугалфя, — сокрушенно молвил мой подручный, пуская мыльную пену изо рта и уныло созерцая свою оснастку в горячей воде. — Наверно, у меня на приблуде теперь фмерть.

— Водопряха, смой смерть с его приблуды, будь добра?

— Вот уж дудки, — молвила та в ответ.

Я придержал колпак за кончик, чтоб не звякал, и для пущей искренности склонил пред нею голову.

— Лапуся, ну в самом деле. Спроси себя, что б на твоем месте сделал Иисус?

— Будь у него роскошные сисяндры, — добавил Харчок.

— Тебя забыли спросить.

— Извиня-юсь.

— Война? Убийство? Измена? — напомнил Кент. — У нас был план?

— Ладно, будет, — молвил я. — Коли у Эдмунда своя война, всем нашим замыслам гражданской войны между Олбани и Корнуоллом кранты.

— Все это мило, но на мой вопрос ты не ответил. Почему ты не прикончил ублюдка?

— Он дернулся.

— Так ты намеревался?

— Ну, все в подробностях я не продумал, но когда метил кинжалом ему в глаз, догадывался, что исход может быть фатальным. И, должен сказать, хоть я и не стал задерживаться, дабы насладиться торжеством, мне по душе, как оно вышло. Лир говорит, у стариков убийство заменяет блядки. Скажи мне, Кент, ты вот много народу погубил — у тебя оно так?

— Нет. Отвратительная мысль.

— Однако Лиру верен ты.

— Я вот начинаю задавать себе вопрос, — молвил Кент, присаживаясь на опрокинутое корыто. — Кому я служу? Зачем я здесь?

— Ты здесь, потому что во всевозрастающей этической двусмысленности нашего положенья ты в своей праведности постоянен. К тебе, мой изгнанный друг, мы все обращаемся. Ты — огонек во тьме деяний политики и кровного родства. Ты нравственный хребет, на который все мы вешаем клочки окровавленной своей плоти. Без тебя мы просто-напросто комки желаний, что в корчах извиваются в собственной лживой желчи.

— Правда? — молвил старый рыцарь.

— Ну да, — ответил я.

— Тогда я не уверен, что вообще хочу с вами водиться.

— А кто тебя теперь возьмет? Не то чтоб у тебя был выбор. Мне надо повидаться с Реганой, пока проколотые уши байстрюка не отравят своим гнойным воском все наше правое дело. Доставишь ей посланье, Кент… ой, Кай?

— Наденешь ли штаны, Карман? Или хотя бы гульфик?

— Надо полагать. Это всегда входило в план.

— Тогда и я доставлю ктиву герцогине.

— Скажи ей… нет, спроси ее, держит ли она еще ту свечку, что обещана Карману. А потом спроси, не может ли она встретиться со мной в каком-нибудь укромном уголке.

— Ну я пошел. И пока меня не будет, шут, постарайся никак не убиться.

— Киска! — молвил я.

— Ничтожный грызунишка, — рекла в ответ Регана, облаченная в сияющий кармин. — Тебе чего?

Кент привел меня в келью где-то глубоко в кишках замка. Невероятно, чтобы Глостер селил монарших гостей в заброшенной темнице. Должно быть, Регана сама ее отыскала. У нее всегда была тяга к подобным норам.

— Стало быть, ты получила весть от Гонерильи? — осведомился я.

— Да. А тебе-то что, дурак?

— Госпожа мне доверилась, — ответил я, прыгая бровьми и предъявляя чарующую ухмылку. — Что скажешь?

— Чего ради мне увольнять отцовских рыцарей, а тем паче брать их на службу? У нас в Корнуолле и свой гарнизон есть.

— Так ты ж сейчас не в Корнуолле, солнышко, нет?

— К чему ты клонишь, дурень?

— К тому, что сестрица твоя призвала тебя в Глостер, дабы перехватить Лира и его свиту и тем не дать им доехать до Корнуолла.

— И мы с господином моим прибыли сюда с великой поспешностью.

— И с весьма невеликим эскортом, верно?

— Да, в депеше говорилось: поспешите. Вот мы и спешили.

— Стало быть, когда прибудут Гонерилья с Олбани, вы будете вдали от своего замка и почти что беззащитны.

— Она не посмеет.

— Позволь-ка уяснить мне, госпожа. Кому, по-твоему, граф Глостер будет верен?

— Он наш союзник. Он открыл нам двери замка.