Таня Танк - Девианты

— Ерунда. Посмеются и перестанут. А выяснить, кто это сделал, надо по-любому.

Интересная картина нарисовалась Кудряшову после того, как он переговорил с коллегами. По словам Кориковой, вчера она собиралась задержаться до восьми. Ей не понравилось, как написан текст про спасателей, и она хотела посидеть в относительной тишине и подумать, как его переработать. Однако около пяти вечера ей позвонила читательница и сказала, что попала в удивительную — просто потрясающую! — историю. И она готова рассказать ее только своему любимому журналисту Алине Кориковой. Да-да, она не пропускает ни одной ее публикации, и даже вырезает их из газеты…

— Она настаивала на немедленной встрече. Иначе пойдет в «Помело». Это меня насторожило, и я тут же забила с ней стрелку на 18.15 около «Десяточки», — рассказала Алина.

— Ты поехала вот так, наугад?

— Да, поехала. А вдруг там сенсация?

— Почему нам ничего не сказала?

— А смысл трепаться раньше времени? Может, это очередная умалишенная, которая будет жаловаться на то, что ее соседи открыли у себя подпольную лабораторию ядов? Яна Яковлевна потом при случае обязательно напомнит, как я облажалась.

Алина приехала к «Десяточке» к 18.10, проторчала там до 18.40., однако никто так и не появился. Досадуя на испорченный вечер и сбитые планы, она укатила домой.

Примерно такую же историю поведал и Ростунов.

— Мне где-то в начале шестого позвонили из пресс-службы Кучкино и сказали, что у них совершили аварийную посадку три самолета. И на одном из них — Андрюха Аршавин! Рейс на Москву дадут не раньше чем через шесть часов — пришло штормовое предупреждение. И вот Аршавин предложил пресс-службе быстренько организовать ему встречу с журналистами. Чтобы время зря не терять и самому развлечься. Ну, я, конечно, рванул… Вот дебил-то! Приехал, а там ни души. И никакие самолеты не садились. На меня там как на идиота посмотрели! Я потом Петьку Гугунина набрал, спросил, звонили ли ему, так он так надо мной ржал! Кто-то, говорит, тебя разыграл.

Сухое личико Анжелики Серафимовны Крикуненко передернулось в недовольной гримаске, когда Кудряшов подошел к ней с расспросами.

— Не нахожу целесообразным отчитываться перед кем бы то ни было в том, где я нахожусь после 18.00. Согласно трудовому договору, после данного часа рабочее время считается законченным, если заблаговременно не поступит распоряжений руководства о его продлении. Таких директив не поступало. Следовательно, вы с Яной Яковлевной не имеете никакого права требовать, чтобы мы находились в редакции после указанного срока, равно как и отчета о том, что мы делали по истечении рабочего времени.

Крикуненко болезненно относилась к своим правам. Ей все время казалось, что их норовят попрать. Защищаясь, она имела обыкновение вещать словно самый заскорузлый чинуша.

— Да кто требует-то? — Олег выпалил это с искренним недоумением. — «Вот дура! — подумал он. — Ей еще ни одной претензии не высказано, а она уже ушла в глухую оборону».

— В связи с этим считаю наш разговор законченным, — гнула свое Анжелика. И демонстративно отвернувшись от Кудряшова, принялась преувеличенно деловито перебирать бумаги.

Олег отправился на верстку. Там никто не работал — техническая служба тихо обсуждала ЧП, прикидывая, каким боком им все это может выйти. Пахло кофе и корвалолом.

— Вы, конечно, будете надо мной смеяться, Олег Викторович, но мне кажется, что над редакцией довлеет какая-то необъяснимая, иррациональная злая сила, — взяла слово Анна Петровна. — Я просто отказываюсь понимать, что происходит! Конечно, человеку свойственно ошибаться, и у любого, даже самого опытного корректора случаются ошибки… и даже легендарная Ася Львовна… Но в нашем случае это уже не опечатки и не ошибки. И особенно горько и больно от того, что Яна Яковлевна во всем подозревает меня. Знаю, знаю…

— Не накручивайте, никто вас ни в чем не обвиняет, — Кудряшов не стал разводить антимоний. Если сейчас начать всем верить и всех утешать, то и не заметишь, как эта неизвестная хитрая лиса вотрется в доверие и усыпит бдительность. Нет, пока он наверняка не узнает, кто это — никаких эмоций, никакой ни к кому жалости и доверия.

— Олег Викторович, вы же сами подписали полосы в печать в 18.25, - заговорила верстальщица Марина — та самая, которая вчера дежурила на выпуске.

— И ты их тут же отправила в типографию?

— Нет, не тут же. Мы в графике стоим на 19.00. До этого они принимают «Помело», и втиснуться невозможно. Поэтому я ждала семи.

— Ты сидела здесь?

— Не все время, выходила.

— Куда?

— Мне позвонила знакомая из буфета и сказала, что они только что напекли пирожков с мясом и с яблоками. Я, конечно, удивилась, какой смысл печь пирожки на ночь глядя. Но значения этому не придала. Зойка мне всегда звонит, когда у них что-то вкусненькое появляется. А вчера вечером мне так хотелось есть, что я тут же побежала в буфет.

— Во сколько это было?

— Ну, она позвонила где-то без пятнадцати семь.

— Когда ты уходила, кто был в редакции?

— Сама удивилась, но никого. Вот уж не думала, что я одна в офисе. Мне даже как-то страшновато стало.

— И когда ты вернулась?

— А вот вернулась… Ну, это целая история. Поднялась я в буфет. Захожу, смотрю на витрину, и вижу там только три плюшки с маком, которые у них от обеда остались. Девчонки из брачного агентства — ну, арендаторы с третьего этажа — шампанское пьют. Два мужика из «Ноктюрна» — это с пятого — жуют что-то. «А где пирожки?» — говорю. «Какие пирожки? Пирожки мы к обеду печем. Приходите завтра».

— И что тебе сказала подружка? «Извините, это была программа „Розыгрыш“»? — проблеял Серега.

— Дело-то вот в чем, — нехотя сказала Марина. — Звонила не Зойка, а ее сменщица. Она сказала, что Зойка попросила ее позвонить мне, как только пирожки будут готовы. Я еще подумала: какая трогательная забота с Зойкиной стороны. А оказалось…

— А дальше? Подняться в буфет, увидеть, что пирожков нет и спуститься обратно — дело пяти минут. То есть, без десяти семь ты должна была вернуться в редакцию. Так? — продолжил расспрашивать Кудряшов.

— А вот дальше было совсем смешно. Взяла я плюшку, взяла сырок в шоколаде и хотела поехать вниз. Жму, жму на кнопку, а лифт не едет. Потом до меня дошло — не работает! Вышла на лестницу, а там темнота. Не знаю, лампочки все разом перегорели что ли… Но электричество в здании было, я видела, что окна в том крыле светятся. Ну, думаю, приехали, что делать? По темной лестнице мне одной спускаться страшно. Да и неизвестно — может, дверь на наш этаж на замке. Прикинь, спущусь в кромешной тьме с четырнадцатого на шестой и наткнусь на запертую дверь! Это ж можно от разрыва сердца скончаться! Я ведь никогда лестницей не пользовалась, только на лифте. Думаю, по ней вообще никто не ходит, кроме уборщицы. Что делать? Побежала опять в буфет, подошла к мужикам из «Ноктюрна», говорю: выручайте, номер горит, проводите меня до редакции. А они мне: погоди минут пять, нам сейчас кофе принесут, попьем и пойдем. Ну, делать нечего. Взяла себе тоже кофе. Вышли мы: три минуты восьмого уже было. Смотрим — а лифт-то заработал!