Владимир Елистратов - Рассказы

Но когда Миша приходит домой, он превращается в такое расслабленное существо, что диву даешься.

Миша Попов — человек, в быту начисто лишенный чувства порядка. Он никогда не знает, что и где у него находится. Когда Миша курит, он стряхивает пепел везде. При этом ни разу не повторившись: в ботинок, в аквариум, на штаны, на голову соседа на балконе снизу. Он регулярно стряхивает пепел на кошку. Несколько раз в забывчивости он тушил об нее окурки.

Он три раза менял загранпаспорт, потому что прожигал его.

Если у Попова вдруг застегнута ширинка, это значит, что сзади у него треснули штаны.

Когда он приходит с работы, он, к примеру, забыв закрыть входную дверь, снимает один ботинок, и, поскольку шнурок на втором не развязывается, он в одном ботинке идет на кухню попить водички, пытаясь по дороге снять штаны. С наполовину снятыми штанами (с ноги без ботинка), которые волочатся по полу, он долго продвигается к кухне. По пути на пол падают кактус и книги. Визжит кошка.

На кухне он долго ищет, во что бы налить нарзану и обязательно находит что-нибудь специфическое. Например, пустой цветочный горшок с дыркой в дне. Он долго льет нарзан в горшок, удивляясь вместимости горшка. Потом долго изучает лужу, не понимая, откуда она взялась. Звонит Мане и сообщает, что их затопили. Маня называет его свиномопсом и говорит, что скоро будет и чтобы он, Миша, никуда не двигался с места до ее, Маниного, прибытия.

Миша, насвистывая что-то беззаботно-веселое, не двигаясь с места, как ему и было предписано, открывает холодильник и долго ищет, чем бы ему закусить. Находит гранат и начинает его чистить. Через десять минут, в окровавленной рубашке и с алой мордой, как будто он вурдалак, Миша играет с кошкой. Он радостно подбрасывает ее к потолку и ловит, думая, что кошке это нравится. Кошка орет, но терпит.

В это время в квартиру через дверь, которую забыл закрыть Миша, заглядывает соседка. Она видит Мишу, без штанов, вернее, со шлейфом штанов на одной ноге, в одном ботинке, стоящего в луже, всего в гранатовой крови, и орущего под потолком обезумевшего кошака.

— Заходите, Серафима Антоновна! — приветливо кричит ей Миша, и, забыв, что кошку надо в очередной раз поймать, радушно направляется навстречу соседке. Та пятится. Кошка с лязгом подает на кастрюлю с рассольником. Кастрюля опрокидывается. Кошка запрыгивает в холодильник, который, конечно же, не закрыл Миша. И в это мгновение за спиной ошалевшей от впечатлений Серафимы Антоновны возникает Маня.

— Стоять, животное! — не возвышая голоса, командует Маня. Миша, улыбаясь, беспрекословно выполняет команду.

И начинается совсем другая поэтика.

Маня — гений порядка. У нее все всегда лежит на месте. Всё обеспылено. Разложено симметрично. Выстирано и выглажено. Как они живут вместе с Мишей, я не понимаю.

— Наверное, Володь, мне нужна рана, — объяснила мне однажды Маня. — Наверное, я мазохистка. Знаешь, иногда думаю: сейчас убью его, лешака, один раз чуть не убила. Я тогда ключи не взяла, позвонила ему и говорю: дверь не запирай! Он, гад, забыл, конечно, дверь запер, сел на кухне, поел, выпил, надел наушники и заснул. Я с работы приезжаю, устала, как лошадь. Звоню, а он спит. Стучу спит. Ору — спит. Полночи ломилась. Наконец, открывает. Рожа как у новорожденного. Довольный, весь в счастливых радужных пузырях: «Ой, наконец-то Манечка моя пришла! Где ж ты так долго была, Манечка?» У меня аж в глазах потемнело. Уже представляю, как беру ножик и … Еле сдержалась… А ведь вот уедет он в командировку — я порядок наведу. Приду с работы, а дома … порядок, будь он неладен. И тарелка не разбита, и окурком штора не прожжена, и холодильник закрыт, и кошка не орет и вода в унитазе спущена… И как-то мне не по себе… Как будто я и не нужна. Как будто я лишняя и смысла в жизни нету. Не поверишь: один раз уехал он на неделю, и такая на меня вдруг от порядка тоска нашла, что я взяла — и мусорное ведро на пол-то и высыпала. Посидела около кучи мусора, поплакала, убрала мусор — и полегчало!

Так вот и живут Миша с Маней. Душа в душу.

Ваня с Саней тоже.

Ваня помешан на порядке. Он сам всегда все пылесосит, драит и моет.

Саня же — нельзя сказать, что неряха, нет. Тут другое. Саня очень любит всевозможные, как она говорит, «маленькие, но очень полезные вещи». То есть, говоря человеческим языком, всякое бесполезное барахло.

Если Ваня с Саней едут отдыхать куда-нибудь на море, то Саня привозит целый чемодан ракушек.

Один раз они ездили в Берлин на Рождество, и Саня скупила, наверное все рождественские сувениры города Берлина. Был перевес двенадцать килограммов. Пришлось заплатить. Сувениры оказались золотыми.

Дома у них — сотни самых разных свечек, подстаканников, подъяичников, колпачков для подъяичников, магнитиков, очечников, наборов салфеток, ковриков для мышек, открывалок, вазончиков, пепельниц, заколок, зажигалок, браслетиков и прочей муры, которая лежит везде: на полках, на столах, на стульях, на полу. Магнитиками, например, у них, как опятами, облеплен не только холодильник, но и плита, стиральная машина, микроволновка и внутренняя сторона входной металлической двери.

Сначала Ваня еще как-то пытался бороться с Саниными «маленькими, но очень полезными вещами». Он говорил:

— Санечка, гугуленька, убери, пожалуйста, вот эту кучу вот этого твоего полезного г…а с моего рабочего стола. Хорошо?

— Хорошо, Ванечка, сейчас уберу, бубука моя.

Саня со счастливой улыбкой (она всегда улыбается) собирает свои «полезные вещи» с Ваниного стола и сваливает их на соседнее кресло.

— Санечка, — говорит ей Ваня, — вот ты, гугуленька, свалила всю свою полезную мутотень на кресло, а как теперь, гугуленька, на нем сидеть?

— А зачем тебе на нем сидеть, бубука моя? Тебе не надо сидеть в кресле, — Санечка с нежной улыбкой гладит Ванину зеленовато-желтую от злости лысину, которая под Саниной рукой на глазах становится розовой, — ты ведь у меня малышка, тебе надо лежать на диванчике.

— Но на диванчике, гугуленька, тоже лежат твои маленькие подлые вредители. К тому же, Санечка, к дивану совершенно невозможно пройти. Там на полу вокруг дивана всюду навалена эта твоя маленькая полезная сволочь.

Саня собирает всю эту «сволочь» и всех этих «вредителей» и радостно сваливает их на балкон. Потом — на кухонный стол. Потом — в ванну. И так далее.

Однажды Ваня (буквально) расставил на квартире флажки, отвоевав себе на пару суток рабочее место и узкие проходы от него а) к сортиру, б) к балконному окну, чтобы покурить и в) к холодильнику.

Но «маленькие полезные вещи», как китайцы, властно смели проходы, и все стало по-прежнему. Ваня периодически бунтовал, но — тщетно.

Один раз после очередной вспышки ненависти к «китайцам» у Вани поднялось давление. Саня страшно испугалась, собрала все вещицы в книжные мешки (получилось более двух десятков мешков) и выставила их за дверь в общий коридор.