Владимир Елистратов - Рассказы

Тоня умильно кормит их мелко нарезанными огурцами. Часами просиживает у аквариума, созерцая Жень. И все разговоры у нее теперь о Женях. Какие они умные, добрые и какие у них гармоничные отношения.

Вы что-нибудь понимаете?

Я — нет.

Раньше я краем уха что-то слышал о республике Ужупис.

Это такой райончик в городе Вильнюсе, который в шутку объявил о своей независимости, выбрал президента, премьер-министра, министра иностранных дел и даже королеву, единственная, но почетная обязанность которой — «красиво сидеть».

Ужупис имеет свои собственные: гимн, флаг, герб, денежную единицу, армию из двенадцати человек, конституцию, в которой сказано, например, что «человек имеет право лениться» или что «человек обязан помнить свое имя».

В общем, прикольно. Но больше ничего я об этой республике не знал.

Случилось так, что с Ужуписом мне пришлось познакомиться непосредственно.

Несколько лет назад я поехал в Вильнюс. Не полетел самолетом, а именно поехал. На поезде. И тут не могу не побрюзжать.

Стало как-то скучно летать самолетами. Пассажир в самолетах пошел какой-то неразговорчивый. Угрюмый и деловой. Или сонный.

Больше всего в самолетах меня раздражает молчаливое выяснение отношений локтями.

Возможны четыре варианта.

Вариант первый. Ты уселся в самолет одним из первых и успел удобно положить локти у основания подлокотника. Скромно, но властно.

Вариант второй: это место уже скромно, но властно занял локоть соседа, и ты, как сиротка, пристроил свой локоть на краешке подлокотника.

Вариант третий: твой сосед имеет очень толстые локти и очень наглый характер, а значит — он по-пахански занял весь подлокотник, и ты гордо и обиженно сложил руки на груди.

И, наконец, вариант четвертый: толстый, наглый пахан — это ты, и обиженно гордится твой сосед.

И ни в каком гражданском или уголовном кодексе ничего не сказано про локтевые права соседей по самолету.

И какие уж тут задушевные беседы в этих локтевых аэроджунглях?

Кроме того: даже если вдруг тебе уж и приходится беседовать с боковым конкурентом по локтю, то непременно с перманентно свернутой набок головой. А это ужасно.

Один раз, когда я летел в Америку, мне пришлось восемнадцать часов беседовать о соблюдении демократических прав и обязанностей граждан РФ и США с одним американцем. Улыбчивым придурком из Джорджсити, штат Оклахома. Более занудной, долгой и бесполезной беседы в моей жизни не было.

Да еще трое суток после этой оклахомской пытки я ходил со свернутой влево башкой и мучительно-дебильной улыбой с правой стороны лица.

То ли дело — если ты в поезде, особенно в купе!

Конечно, сосед по верхней полке может, слезая с полки, сделать тебе сначала хук пяткой в нос, а потом апперкот коленом в ухо. Но это — факультативно. Да к тому же после этого нокдауна в 99 % случаев сосед начинает самым куртуазным образом извиняться. А ты, конечно, начинаешь говорить, что нос — это ерунда, что он у тебя и так сломан, и что в припухшем ухе даже есть некий шарм и обаяние.

И между вами обязательно завязывается милейшая беседа, и всегда о чем-нибудь крайне интересном и приятном.

И при этом не надо, как йог-паралитик, сворачивать набок шею. Потому что твой сосед по купе — вот он, сидит напротив и улыбается доброй улыбкой Айболита. И все ваши четыре локтя мирно лежат на столике. А между вами стоит, к примеру, ладошка кизлярского коньячка. И с этикетки Петр Иванович Багратион с сочувствием и завистью смотрит на аккуратно нарезанные, скажем, лимончик и сервелатик. А за окном несутся, предположим, бескрайние осенние просторы: рубиново-золотые россыпи лесов и жемчужно-аквамариновые небесные дали…

Словом, поезд есть поезд. И этим все сказано.

Про коленки, лимончик и Багратиона я вспомнил, потому что почти все именно так, хотя и с некоторыми модификациями, произошло несколько лет назад, осенью, когда я ехал поездом Москва-Вильнюс.

Нас в купе было всего лишь двое: я и мужчина лет пятидесяти с затаенно озорным, но очень интеллигентным лицом. Лысый, в очках и с серебристой седой эспаньолкой.

— Здравствуйте, — сказал он, заходя в купе.

И в этом «здравствуйте» угадывался едва уловимый, но веский, как капля коньяка в кофе, прибалтийский акцент.

— Здравствуйте, — быстро свесился я с верхней полки и с присущей мне ловкостью смазал прибалту локтем по лысине. Удар, к счастью, получился скользящий и легкий.

— Ой, извините, ради бога! — воскликнул я.

— Ничего страшного. Каждый человек имеет право на неосторожность, — улыбнулся мужчина.

— Простите! Я честное слово…

— Я уже вас простил. Лысые люди имеют право прощать не лысых. И наоборот. Меня зовут Альгирдас. Альгис.

— Владимир.

— Очень приятно.

— Очень приятно.

Мы пожали друг другу руки. И поезд тронулся.

— Ну что ж, дорога нам предстоит долгая, Владимир. Думаю, каждый пассажир поезда имеет право в дороге немножко выпить. Как вы относитесь к трауктине?

— Мне очень стыдно, но я не знаю, что это такое.

— Ничего удивительного. Не каждый человек на земле знает, что такое литовская трауктине. Но каждый имеет право рано или поздно ее попробовать. Трауктине — это настойка. Я предпочитаю трауктине «Трейос девинерис».

— Знаете, Альгис, я не знаю литовского языка, но по образованию я лингвист. И сдается мне, «Трейос девинерис» переводится как «Три девятки».

— Очень рад познакомиться с человеком, обладающим уникальной способностью переводить с незнакомого ему языка.

Он достал из дипломата бутылочку зеленоватого цвета, на которой были изображены три девятки: маленькая, большая и снова маленькая.

Я азартно спрыгнул с полки, порылся в сумке и извлек оттуда мандарины, шоколадные конфеты, бутылку минеральной воды и два одноразовых стаканчика.

— К сожалению, это все, что у меня есть, Альгис.

— Прекрасно, — сказал он. — Классическое сочетание. По-русски это, кажется, называется «заподлицо». Даже не знаю, как это перевести на литовский. Видите, вы не знаете литовского и понимаете по-литовски. А я неплохо знаю литовский и не всегда могу достойно говорить на этом языке. Мир прекрасен и удивителен, Владимир, он полон парадоксов и приятных неожиданностей.

— Совершенно с вами согласен, Альгис. Вы литовец?

— Пожалуй. Каждый человек имеет право быть любой национальности. Вообще-то я уж.

— Как?!.

— Уж. Гражданин республики Ужупис. Вы что-нибудь слышали об Ужуписе?

— Совсем немного. У вас, кажется, есть своя конституция.

— И не только. Прошу.

Он разлил настойку:

— За знакомство.

— За знакомство.

Мы выпили. Настойка мне сразу очень понравилась. Казалось, она пахла сразу всем лучшим на свете: осенней палой листвой, вечерней полынью, свежевзрезанным яблоком, нагретой на солнце пижмой, мокрой дубовой корой, скошенным клевером, сладкой дождевой корой из дачной кадки, молодой сосновой стружкой, морозной хвоей и только что проснувшимся младенцем.