Сергей Шапурко - Вместе (сборник)

Пока Гош производил свои манипуляции, экскурсовод, ученики и Евгения Арнольдовна уже перешли в зал капитализма.

Достав ручку, Гош приготовился писать, но тут произошло событие настолько необычное, неожиданное, не укладывающееся ни в какие рамки, как тригонометрия в представления папуаса, что мы вынуждены прервать на время описание жизненных коллизий советского пионера и переключиться на времена значительно более ранние…

В давние-давние времена стонала и мучилась Русь под татаро-монгольским игом? Достал ее азиатский рэкет по самое «немогу». А тут еще немцы какие-то с Запада поперли. Но с татарами да монголами еще хоть как-то договориться можно было, дань заплатить, ярлык там получить, то да се, а этих оборзевших арийских отморозков гнать надо было однозначно. Возник сразу же вопрос: «Как?» Они ведь, не в пример коннице кочевников, все в железо одеты с ног до головы, словно роботы еще неизобретенные. Решали, решали и решили (благо, зима на дворе была): заманить супостата на Чудское озеро, на лед подпиленный, а там, глядишь, будет ракам подкормка на долгие годы.

Так, в общем-то, все как задумывали и получилось, что, честно сказать, редко у русских случается. Под тяжестью железных доспехов, без спасательных жилетов, потонули псы-рыцари, как тонет наковальня, брошенная с моста – сразу и навсегда. Единицы выжили. Может дельфины спасли, а может еще как, поди теперь разбери. Но спасшиеся были, это факт. Был, кстати, среди счастливчиков и барон один. Магир фон Бышовский звали его. Недалекого ума был барон. Но одно он смекнул, когда после зимних купаний благополучно домой добрался: чтобы не захлебнуться, если вдруг еще раз придется в контакт с водой вступать, костюмчик железный герметичным должен быть. Мысль, в принципе, здравая, но она его впоследствии и подвела.

Изготовили ему латы по спецзаказу – шовчик к шовчику. Из ведер его водой окатывали – хоть бы капелька просочилась. Рад фон Бышовский безмерно, подводной лодкой себя чувствует, только что со стапелей спущенной. Дает команду снимать с него металлическое одеяние после испытания. Вот тут-то первая неприятность и приключилась. Слишком хорошо отдельные детали пригнаны были, и не смогли слуги верные ни забрало открыть, ни кирасу снять. А тут и вторая неприятность подоспела. Предварить ее придется рассказом небольшим.

Хотя и завершал барон свой третий десяток, был он еще девственником. Стеснялся он очень уж женского пола, а если еще барышня красивая, так вообще столбняк на него нападал.

Был он так же туп, как угол развернутый, чем неизменно пользовались охочие до розыгрышей веселые люди. И вот как-то, как раз накануне испытания чудо-костюма защитного, намекнул ему один граф, сосед его, что горох, съеденный в большом количестве, поднимает боевой дух, да и с дамами помогает. В шутку, конечно, сказал. Мысль была такая, что придет барон к даме, гороха наевшись, сядет к ней поближе, чтобы разговоры разные вести, вот тут-то все самое интересное и начнется. В смысле, запахи пойдут, беседе не способствующие.

Однако случилось все так, как граф-шутник и не предполагал. Когда одежонку металлическую заклинило, тут-то аккурат внутренние процессы и начались. Газообразный продукт заполнил все пространство между телом и сталью, после чего наступила у барона смерть от удушья. Подрыгался, подрыгался бедняга, да и помер. Когда все ж таки вскрыли забрало, на лице Магира навеки была запечатлена смесь удивления и отвращения.

Немецкий королек какой-то, чьим вассалом был фон Бышовский, узнав об этом забавном случае, долго смеялся, а потом приказал тело бедного барона забальзамировать и выставить в музее на всеобщее обозрение, как человека, погибшего самой глупой смертью.

Так и простоял он там до самого 45-го года двадцатого века. Войска наши советские, гоня немчуру поганую в очередной раз, захватили и тот музей заодно. Присмотрел полковник один мумию со взглядом необычным, да и забрал с собой. А был он из южных мест. Потом в музей краеведческий отдал этого фон Бышовского – тесно с ним было в квартире однокомнатной. Теперь вот стоит тут, музейным экспонатом является. Небось, при жизни и не думал, что судьба такая ему выйдет.

Любите ли вы осень? Сложный вопрос, согласен. Казалось бы, за что ее любить? Дождь, слякоть, лужи, грязь, промозглый ветер, холодные ночи. Нос другой стороны: волшебные краски леса и городских парков, желто-красно-зеленая палитра со множеством оттенков и полутонов, мягкое тепло дня вместо изнуряющей жары лета, прозрачный воздух и какое-то особое, с небольшой горчинкой, осеннее настроение. Именно осенью легко пишется и думается, легко дышится и живется. Осенью родилось большинство жителей нашей планеты. Наверное, это неспроста…

Шел октябрь. Директор городского музея Анна Викторовна Скружалина, закончив писать отчет, убрала документы в стол, выключила настольную лампу, взяла с вешалки плащ, вышла в коридор и закрыла кабинет. Проходя мимо комнатки сторожа, она остановилась и постучала.

– Иваныч, ты не спишь?

За дверью послышалось сопение, потом шумная возня, словно в медвежьей берлоге отрабатывали приемы борцы вольного стиля. Затем дверь немного приоткрылась, и в образовавшейся щели появилась голова с взлохмаченными волосами и удивленно-заспанными глазами. Могло показаться, если судить по физиономии, что сторожа слегка шарахнула током собственная подушка.

– Не сплю я, Викторовна.

– Да я вижу! Ты, Иваныч, в зал средних веков пройдись попозже. Там, кажется, форточку не закрыли. Дождь на улице, накапать на экспонаты может.

– Будет сделано, не беспокойтесь!

Проводив директора к выходу, сторож вернулся в свою комнатку и опять завалился спать.

Михаил Иванович, по фамилии Пургин, сторожил музей с давних пор, чуть ли не с основания самого музея. Стар был дед настолько, что того кислорода, который он перекачал за свою жизнь через легкие, хватило бы, что бы создать атмосферу какому-нибудь из спутников Марса. Личностью в городе он был известной. Небольшого роста, вечно лохматый, очень подвижный и необычайно любознательный. Веселые глаза практически никогда не смотрели в одну точку, они вечно перемещались в пределах, ограниченных возможностями организма. Дед Михайло, как его часто называли, встретил войну уже престарелым человеком и поэтому попал служить в обоз. Зимой 1945 года, когда его часть находилась в Польше, он вез на передовую бидоны с молоком. Начался артобстрел и один из снарядов упал недалеко от повозки. Лошадь шарахнулась в сторону и провалилась в яму. Михаил Иванович вывалился из телеги и сильно ушиб ногу. Грубо нарушая инструкцию и неписанные правила обращения с животными, он подошел к лошади сзади и попытался ей помочь выбраться. Кобыла неверно оценила действия возницы и, припомнив некоторые, особо некорректные, удары кнутом, резко и хлестко врезала копытом по бесшабашной голове рядового Пургина. Звездочки, не дожидаясь 9 Мая, салютами посыпались из глаз неосторожного коневода. Без сознания он пролежал до вечера. Ехавшая в тыл санитарная машина подобрала его.