Анита Лус - Джентльмены предпочтают блондинок

Так что мой дебют — это действительно нечто новое, потому что заканчивали мою вечеринку совсем не те гости, которые ее начинали, а это действительно довольно необычно для девушки — иметь так много разных джентльменов на своем дебюте. Так что это и в самом деле был огромный успех, и все газеты только и делали, что восхваляли мой дебют. И я действительно почувствовала гордость, когда увидела на первой странице «Дейли Вью»: «Дебют Лорелеи — это восторг!» А еще одна газета так прямо и заявила, что если подобной вечеринкой я отмечаю лишь свой выход в свет, то они только надеются, что смогут дожить до того дня, когда я вдруг покину ряды дебютанток и займу свое законное место в свете.

Ну и еще мне и в самом деле не следует сердиться Дороти за то, что она пригласила Джо Сангинетти на мой дебют, потому что это был прекрасный способ обеспечить спиртное для вечеринки, а Джо Сангинетти свое слово больше чем сдержал. Ну, то есть я хочу сказать, его бутлегеры прямо с пристани подъезжали на такси к моему дому, и Джо беспокоило только то, что он не мог заставить своих ребят покинуть вечеринку после того, как они сгружали спиртное. Ну и в конце концов произошла совсем небольшая ссора, потому что Вилли Гвин заявил, что бутлегеры Джо оскорбляют членов его клуба, потому что не позволяют ребятам из Рэкет-клуба спеть их любимый квартет. Но бутлегеры Джо сказали, что ребята из Рэкет-клуба хотят петь неприличные песни, тогда как бутлегеры Джо хотели петь песни о Матери. Ну и тут все стали занимать чью-то сторону, но все девушки из Фоли с самого начала были на стороне бутлегеров Сангинетти, потому что, когда мы, девушки, слушали их песни, из глаз у нас текли слезы. Ну и это заставило ребят из Рэкет-клуба ревновать, и так, слово за слово, пока наконец кто-то не догадался позвонить в полицию.

Ну и тогда появилась полиция, и Дороти, как обычно, уговорила всю полицию, и оказалось, что вся полиция имеет строгий приказ от судьи Шультцмейера — того самого знаменитого судьи, который судит всех, кто занимается контрабандой спиртного, чтобы всякий раз, когда они ворвутся на какую-нибудь вечеринку, которая обещает быть нескучной, они звонили бы ему в любое время дня и ночи, потому что судья Шультцмейер — большой любитель вечеринок.

И поэтому наша полиция позвонила судье Шультцмейеру, и через мгновение он уже был у нас. Ну и во время вечеринки оба они — судья Шультцмейер и Джо Сангинетти — безумно влюбились в Дороти, ну и немножко поссорились, и судья сказал Джо, что если эта дрянь, которую Джо называет виски, годится для Питья, то он, судья, может применить к Джо закон и конфисковать все виски, но что его люди не будут тратить время на конфискацию у джентльмена, который уважает его вкусы, и он, судья, не опустится до того, чтобы заниматься конфискацией у Джо.

А около девяти часов утра судье Шультцмейеру пришлось покинуть вечеринку и пойти в суд, чтобы судить преступников, которые нарушают все законы, и потому ему пришлось оставить Дороти с Джо, и он был очень, очень сердит. И мне и вправду стало жаль всех тех, кто должен был предстать перед судьей Шультцмейером сегодня утром, потому что он в самом деле присудил им всем по девяносто дней тюрьмы и уже к 12 часам опять вернулся на вечеринку. Ну и потом он торчал на вечеринке до тех пор, пока мы всей компанией не собрались вчера пойти поплавать на Лонг Бич и когда он, кажется, уже вообще ничего не сознавал. Ну и мы выгрузили его у санатория в Городском Саду.

Так что моя дебютная вечеринка и в самом деле стала самым грандиозным событием светского сезона, потому что на второй день моей дебютной вечеринки сестра Вилли Гвина устраивала танцы у себя в усадьбе Гвинов на Лонг-Айленде, и Вилли Гвин сказал мне, что все стоящие джентльмены Нью-Йорка блистали на ее танцах своим отсутствием, поскольку все они были на моем дебюте. Так что похоже, что я и в самом деле вполне могла бы стать знаменитой хозяйкой дома, если бы смогла бы наконец уговорить себя стать миссис Генри Споффард-младший.

А сегодня утром мне позвонил Генри и сказал, что наконец-то он уговорил отца, так что он думает, что теперь мне не грозит опасность, если я встречусь с ним. Генри собирается приехать сегодня вечером, чтобы увезти меня в Пенсильванию, где я смогла бы познакомиться с его семьей и побывать в их историческом фамильном старом доме. Ну а потом он спросил меня о моей дебютной вечеринке, о которой, как мне показалось, упоминали некоторые газеты Филадельфии. Но я сказала, что мой дебют на самом деле не планировался, что все произошло стихийно и что я просто не решилась позвонить ему и оторвать от отца в Пенсильвании по причинам исключительно светского характера.

Так что сейчас я собираюсь к семье Генри и чувствую себя так, словно все мое будущее зависит от этого визита. Потому что если семью Генри я смогу выносить еще меньше, чем самого Генри, то я чувствую, что это дело закончится в суде.

Итак, сейчас я провожу уик-энд с родителями Генри в их историческом фамильном старом доме в окрестностях Филадельфии и начинаю думать, что семья — это не единственное, что есть в мире, и что семейная жизнь годится только для тех, кто в состоянии ее выносить.

Ну, например, в семье Генри почти всегда встают ужасно рано. Ну, то есть я хочу сказать, что это совсем неплохо — вставать так рано, когда вам нужно что-то сделать. Но когда девушка встает рано, а делать ей нечего, все это начинает казаться совершенно бессмысленным.

Ну и вчера мы все встали очень рано, и только тогда я и познакомилась с семьей Генри, потому что, когда мы с Генри приехали на машине в Пенсильванию, все в доме уже спали, потому что было уже девять. Ну а утром мать Генри зашла в мою комнату, потому что мать Генри от меня просто в восторге, и ей хочется скопировать все мои платья, и ей нравится рассматривать все мои вещи, и смотреть, что я надеваю. Ну и тут она обнаружила коробку с ликерными конфетами, наполненными спиртным, и ужасно обрадовалась. Наконец, я оделась, а мать Генри выбросила пустую коробку из-под конфет, и я помогла ей спуститься по лестнице в столовую.

Генри ждал нас в столовой вместе со своей сестрой, и именно тогда я и познакомилась с сестрой Генри. Ну и оказалось, что сестра Генри никогда не была такой раньше, потому что никогда раньше она не носила ни мужские воротники, ни галстуки, пока во время войны не села за руль «скорой помощи». И вот теперь они не могли заставить ее снять все мужское. Потому что, даже несмотря на то, что война закончилась, сестра Генри, похоже, до сих пор считает, что обычная женская одежда лишает ее стойкости и мужества и очень расслабляет. И еще мне кажется, что сестра Генри думает только о лошадях и автомобилях, и если ее нет в гараже, то единственное место, где она чувствует себя счастливой — это конюшня. Ну, то есть я хочу сказать, что она и в самом деле почти не обращает внимания ни на кого в семье, и меньше всех — на Генри, потому что она, похоже, считает, что мозги у Генри совсем не мужские.