Владимир Надеин - Три карата в одни руки (сборник фельетонов)

— Кто такой слесарь Милкин? — эхом отозвался директор.

— Слесарь Милкин — это я.

— Так-так… — зловеще произнес директор. — Ну-ка, голубчик, марш в цех!

Гость гордо выпрямился.

— Не забывайтесь! — надменно сказал он. — Пока еще мы стоим на ступеньку выше, а вы — на ступеньку ниже. Будете дерзить — урежу фонды!

— Вот что, слесарь Милкин, — грозно сказал директор, — иди работать и не серди меня. Фонды он урежет, дальтоник…

— Да, я дальтоник. Но я еще и подснежник.

— Как вы сказали? — спросил директор, взглянув на собеседника с внезапно вспыхнувшим прозрением.

— Как!.. Неужели вы, директор завода, не знаете, кого принято называть подснежниками? Тогда позвольте напомнить, что лимиты на зарплату в нашем учреждении ежегодно сокращаются. Управленческий аппарат становится меньше, но бумаг — больше. Больше входящих, больше исходящих — а кто их будет регистрировать, подшивать, спускать вниз во исполнение?

— Вот оно что! — облегченно воскликнул директор. — Значит, вы?..

— Совершенно верно. Я, Элеонора Николаевна и Кузьмоедов уже четвертый год числимся у вас слесарями высшей квалификации, успешно выполняющими план. А приходим сюда только за зарплатой и премиями. Подчеркиваю: и премиями! Но сегодня в бухгалтерии мне объявили, что завком в тринадцатой зарплате мне отказал из-за злостного игнорирования общественных поручений. Ну, скажите сами, разве это не волюнтаризм?

Директор рассмеялся.

— Что тут говорить? Игнорирование функций деда-мороза я вам, так и быть, прощаю. А вот что касается подснежников и прочих цветочков лимитных прерий… Нет, с этим делом надо кончать. Слесарю место в цехе, а не за канцелярским столом! Сегодня же подписываю приказ…

Гость побледнел как полотно. Трясущимися руками схватив пальто, он опрометью выскочил из кабинета.

«Что это с ним такое? — удивленно подумал директор. — Ах да, он ведь шуток не понимает».

В смысле финансовых крахов и прочих банкротств у нас, как вы знаете, полный порядок, так как никаких банкротств у нас, слава богу, нет. Имеются, конечно, отдельные недостатки, когда крепкий колхоз до ручки доведут или пару тысяч бракованных туфель на собачьи поводки распорют. Но чтобы с данным конкретным хозяйственником трагедия приключилась или там имущество с молотка — это исключено. Молоток мы используем исключительно по прямому назначению. Именно — забиваем гвозди.

А гвоздь вопроса состоит в том, что на плохого хозяйственника сплошь да рядом не только молоток — рука не поднимается, потому что плохой хозяйственник сплошь да рядом бывает хорошим человеком. То есть он не ворует, не пьет, не дерзит начальству, а мысли, которые он высказывает на собраниях, столь ценны, что из них можно выплавлять чистое золото при комнатной температуре.

Ну, сами посудите, что можно было возразить председателю колхоза «Нартан» Ж. Папазову, который ратовал за специализацию, концентрацию и эффективность? И как не поддержать было его инициативы, нацеленной, конкретно говоря, на индюков?

Да, чтобы не забыть. Пять лет тому назад, когда председатель впервые развернул перед своими соратниками блистательную индюшачью перспективу, колхоз «Нартан» шел в лидирующей тропке Чегемского района. На банковском счету звякали свободные деньги, плодился и размножался крупный рогатый скот, и свежий ветер с гор раздувал алые подусники тридцати тысяч колхозных индюков.

На этих-то индюках и рассчитывал председатель взмыть к высотам специализации, концентрации и эффективности.

Идея, значит, была такова: мобилизовать все ресурсы, взять у государства миллионную ссуду и в кратчайший срок соорудить крупное индюшачье общежитие, эдакое диво из стекла и бетона, которое завалит соседние индустриальные центры горами вкусного мяса. И не просто вкусного, по произведенного быстро, дешево и по последнему слову техники.

Идея здоровая. Теперь этой здоровой идеен предстояло по-хозяйски распорядиться в конкретных условиях «Нартана».

Однако конкретность в исполнении Папазова с первых же месяцев приобрела не столько птицеводческий, сколько кавалерийский характер. Решив взять твердыню экономики одним лихим наскоком, Папазов постарался не вспоминать обо всем, о чем колхозному вожаку не грех хоть иногда помнить, — о полеводстве и безнарядных звеньях, о трудовой дисциплине и даже самих индюках. Ведь и безнарядные звенья, и трудолюбивые доярки, и сытые птицы имеются во многих местах, а вот такого отеля для индюков нигде не было.

Поэтому всем, кого смущал рев недоеных коров, председатель отвечал:

— Вы лучше полюбуйтесь, какой мы строим дворец. Красавец! Механизация, автоматизация, паровое отопление! Сам бы жил, да индюков жалко.

— М-да, зданьице намечается приличное. А как корма?

— Было бы паровое отопление — корма найдутся! Сверху пришлют.

— А поголовье? Помещение-то — во! Громадина!

— И индюков сверху подбросят. Свет не без добрых людей. Не допустят, чтобы столько денег зря ухлопали.

— Так ведь не они — вы ухлопали! А что случится, если сверху не подбросят, не добавят, не пришлют?

— Да что вы заладили: если да если! Наше дело перерезать ленточку, а там все образуется.

К моменту торжественного перерезания ленточки у врат воздвигнутого дива финансовое состояние хозяйства достигло той степени безысходности, при которой там, где правит чистоган, уже накладывают на себя руки. Но это там! А здесь, в «Нартане», царила атмосфера бурлящего оптимизма. Клятвенно пообещав выполнить все, что надлежит, и даже чуть больше, к своим рабочим местам стал полностью укомплектованный коллектив индюшачьих хоромов: врач с высшим образованием, инженер с незаконченным, техник по теплотрассам со специальным средним, практик-бригадир, кочегары со сменным режимом функционирования, раздатчики кормов и холители индюшачьего молодняка.

— А теперь введите индюков! — скомандовал председатель.

Распахнулись скрипучие воротца старой и уже обреченной птицефермы. Мимо колхозного актива торжественно прошествовала куцая стайка надменных птиц.

— Всех гоните! В новом здании на всех места хватит!

— А это уже все.

— То есть как? Ведь тридцать тысяч было! Где остальные?

— Так вы же сами говорили, что индюков сверху пришлют. Вот мы и распорядились, чем могли. Которых в Нальчик, на рынок, отослали, которых в Чегем… Сейчас уже не упомнишь… В общем, разлетелись наши индюки…

От «Нартана» до Нальчика — 12 километров, до райцентра — вдвое дольше. Но, как известно, редкий индюк долетит до середины Днепра, который даже в половодье куда уже. Откуда же взялось столько перелетной прыти у двадцати пяти тысяч сугубо сухопутных птиц?