Владимир Надеин - Три карата в одни руки (сборник фельетонов)

Фельетонисты пишут повести, поэты пишут драмы, драматурги пишут фельетоны — все смешалось в литературном мире. И ни кто в том не видит ничего странного, ибо таков литературный по рядок.

Однажды мне, как фельетонисту, прислали кандидатскую диссертацию о том, сколько «хэ-бэ» перчаток следует выдавать на год рыбакам Каспия. Это была капля, переполнившая чашу. С тех пор я уже не удивлялся любой теории. И твердо верю в будущее теории фельетона. И терпеливо жду издания практического пособия «В помощь фельетолюбителю».

А пока такого пособия нет, фельетонисты появляются в зависимости от штатного расписания. Точнее, от вакансии. Есть в редакции вакансии штатного острослова, и вот уже инженеры-строители, юрисконсульты, преподаватели ПТУ, зоотехники, отставные подполковники, отряхнув от себя прах прежней профессии, очертя голову бросаются в пучину каверзной сатиры. И некоторые даже, представьте, выплывают на поверхность. Их знают. И узнают. Если не в лицо, то по творческому почерку. Его еще называют творческим лицом.

Как выглядит творческая физиономия автора этой книги — не ему судить. На то есть специально выделенные критики, которые всё объяснят всем — и автору, и читателям. В свое оправдание автор может сказать только то, что он ссыпал на страницы книги далеко не все подряд, что было опубликовано в газетах, а с определенным отбором. Именно: безжалостно выбрасывались те опусы, по которым должны принимать меры учреждения. И оставлялись те фельетоны, по которым должна принимать меры сама жизнь.

Так приняла ли уже жизнь надлежащие шаги для ликвидации отмеченных в предлагаемых читателю текстах недочетов и недостатков? Не отстал ли автор от достижений нашего быстротекущего времени? Не борется ли он с ветряными мельницами, вновь входящими в моду из-за энергетических затруднений? И вообще, так ли уж нужен сухой порох в фельетонных пороховницах?

Выставляя на суд читателей стандартный набор своих героев — бюрократов и перестраховщиков, ловкачей и проныр, вельмож и подхалимов, лодырей, взяточников, солдафонов, расточителей, ханжей, — автор искренне предупреждает о том, что за их слова и поступки он ответственности не несет и претензий на невероятность описанного не принимает.

Автор считает своим долгом предупредить и о том, что вопросов у него намного больше, чем ответов. В случае отсутствия ответа таковой заменялся шуткой, в случае отсутствия шутки ответом на вопрос был следующий вопрос. Например, вопрос: «Так что же делать?» Ответ: «А кто его знает?»

Наконец, автор полагает уместным напомнить читателю принцип, издавна вдохновляющий всех фельетонистов в минуты сомнений и творческих терзаний. Этот принцип бодрит, как чашка свежего неразбавленного кофе, и звучит так: если тебе не смешно читать чужой фельетон — напиши свой и смейся вволю.

В один из первых дней нового года к директору завода пришел товарищ из учреждения, стоящего на ступеньку выше.

— Заходите, очень рад! — приветливо встретил директор гостя. Настроение у директора было вполне удовлетворительным: годовой план, пусть и не без затруднений, выполнить удалось. И хотя некоторые потребители могли бы предъявить заводу те или иные претензии, но все это были детали в сравнении с главным: премия есть!

— Сразу пройдем по цехам или сначала побеседуем у меня? — спросил директор, не без основания рассчитывая на одобрение свыше.

При слове «цехам» вышестоящий товарищ вздрогнул и помрачнел.

— При чем тут цех? — раздраженно пробормотал он. — У меня что, своей работы нет?

— Как хотите, — не без обиды отозвался директор. Сумрачное настроение гостя ничего хорошего не предвещало. — Тогда снимайте пальто, и я охотно отвечу на все ваши вопросы. В общем, милости прошу к нашему шалашу.

— А где ваш шалаш?

— Извините, не понял.

— Я спрашиваю, далеко ли отсюда находится тот шалаш, в который вы меня только что пригласили.

— Помилуйте, какой шалаш! Это так говорится. Шутка.

— Я шуток не понимаю, — сказал гость мрачно.

«Совсем худо, — огорченно подумал директор. — В цех не пошел, на шутки не отзывается. Выговор мне готовят, что ли?»

А вслух сказал:

— Я тоже человек серьезный и шучу только в свободное от работы время. Итак, по какому вы вопросу?

— У меня нет чувства юмора, — со странной настойчивостью продолжал гость. — У жены есть, у детей есть, а у меня нет.

— Вы никогда не смеетесь?

— Только от щекотки.

— Не огорчайтесь, — посочувствовал директор.

— Я не огорчаюсь, а констатирую факт.

— Лечиться не пробовали?

— Это неизлечимо, как дальтонизм. Я дальтоник, но не по линии цвета, а в разрезе юмора. Мое непосредственное начальство об этом проинформировано. Вам тоже не мешает знать.

— Мне? — удивился директор. — А при чем тут я?

— А при том, что вы распорядитель кредитов. Следовательно, вы несете ответственность за депремирование дедов-морозов. Личную ответственность!

Наступила тягучая пауза, в течение которой вышестоящий гость с вызовом смотрел на директора, а директор — с опаской на гостя.

— Вы, вероятно, шутите? — почему-то шепотом спросил директор.

— Я никогда не шучу, — кратко напомнил гость. — Но я честно и добросовестно выполняю все свои обязанности, нередко за счет личного времени. И я не вижу причин к тому, чтобы только из-за невыполнения функций деда-мороза меня лишали тринадцатой зарплаты. Прошу понять меня правильно: я не уклоняюсь от общественных поручений. Однако, не обладая чувством юмора, я не могу быть дедом-морозом по объективным причинам.

Директор почувствовал легкое головокружение.

— Поймите, у нас завод, а не цирк. К юмору мы не имеем никакого отношения.

— Тогда позвоните в бухгалтерию.

— Зачем?

— Чтобы мне выдали тринадцатую зарплату.

— А почему вам должны выдать тринадцатую зарплату?

— Я ведь объяснил: потому, что у меня нет чувства юмора.

Директор залпом выпил стакан остывшего чая и застонал:

— Но кто, кто назначил вас дедом?..

— Как это кто? Цехком вашего сборочного цеха. Они, видите ли, шефствуют над детским садом. В нынешнем, точнее, в прошлом году дедом был назначен слесарь Мелков, но он неожиданно заболел. И тут, вместо того чтобы решить вопрос по-деловому, цехком прибег к формализму. Назначили следующего по алфавиту, то есть слесаря Милкина.