Владимир Надеин - Три карата в одни руки (сборник фельетонов)

Да, жизнь текла приемлемо. За окном синел снег, лучилась лампа под абажуром, в прозрачном стакане отсвечивал густой чай, по цветному телевизору «Рубин-714» полнокрасочно давали «Миллион за улыбку». Семья — мать и сын-студент — расслабленно вкушала заслуженный отдых.

Была здесь ошибка? Не было ошибки.

Вдруг краски в телевизоре заплясали, линии свернулись жгутом, сын-спортсмен рывком рванулся к розетке, выдернул вилку. Стало тихо, но тут же в отключенном телевизоре что-то затрещало. Затем в квартире вдруг погас свет, и в полной темноте из телевизора отвесно вверх взметнулся невысокий, но ослепительно яркий столб пламени.

— Я гашу пламя, ты звони ноль-один! — распорядился сын. Пожарные прибыли двенадцать минут спустя, втащили шланги, а еще через пять минут о случившемся напоминали лишь обгоревший остов телевизора, запах гари да потоки воды, струившиеся по полу.

Была ли здесь ошибка?

— Вы действовали безошибочно, — похвалили хозяев пожарные.

Чуть позже, когда офицер пожарной роты составлял надлежащий документ о происшествии, он похвалил хозяев еще за одну предусмотрительность: телевизор, оказывается, состоял на абонементном обслуживании в телеателье № 4, а это означало, что в самовозгорании аппарата (давайте, читатель, потихоньку привыкать к этому термину) вины хозяев во всяком случае нет. Если ателье правильно проводило обслуживание, то виноват завод-изготовитель. Если завод создал безупречную конструкцию, то виновато ателье.

— А что мне делать с этим? — спросила владелица, указывая на обгоревший до неузнаваемости телевизор. — Можно выбросить?

— Ни в коем случае! — предупредил офицер. — Он вам еще не раз пригодится.

Пожарный как в воду глядел…

Дорогой читатель! Сейчас мы покидаем с вами события, которые измерялись секундами и минутами. Дальше счет пойдет на недели, декады, месяцы. И еще одно предуведомление: давайте договоримся о терминах. С целью экономии бумаги я буду описывать действия владелицы кратко: съездила в ателье. Или: посетила ремонтно-эксплуатационное бюро. Но вы всякий раз обязаны отчетливо представлять, что за этими словами стоит: ожидание начальства на своей работе и неприятная (она всегда неприятная!) беседа, завершающаяся просьбой отлучиться на несколько часов: поездка двумя-тремя видами транспорта: томление в приемной; объяснения с человеком, который не желает тебя понимать; придирки к документам, к которым в прошлый раз не придирались, хотя за неделю в них ничего не изменилось; ссылки на безумную загруженность и недостаточность штатов, в результате чего комиссия может прийти только в следующем месяце…

И т. д., и т. п.

Владелица телевизора на следующий день съездила в пожарную часть, там ей велели прийти через неделю, так как документы сюда «еще не дошли». Почему нужно ждать неделю бумажку, которую за две минуты можно принести из соседней комнаты, этого, разумеется, никто никому не объяснял. Сказано через неделю, значит, через неделю.

Неделю спустя справку выдали. Она слово в слово повторяла ту, которую на месте происшествия выписал офицер полеарной роты, командовавший тушением самовозгорания.

Владелица поехала в ателье № 4. Там пообещали прислать комиссию. В назначенный день комиссия не явилась. Снова съездила в ателье. Оказалось, что заявление было написано неправильно. Написала правильно. На вопрос: почему сразу не объяснили, как правильно, никто отвечать не пожелал.

Наконец, комиссия прибыла. В единственном лице. Лицо брезгливо осмотрело останки месяц тому назад сгоревшего телевизора. Удивилось:

— А что тут осматривать? Все сожжено дотла.

В справке комиссия записала, что виновато производственное объединение «Рубин». Но самой справки не выдала — за получением велела явиться уже не в ателье, а на головное ремонтное предприятие. Разумеется, в другом конце города. Когда явиться? Через неделю.

Неделю спустя на головном предприятии сказали, что бумаги все составлены верно, теперь их отправят на завод.

— А зачем мне нужно было сюда приезжать? — полюбопытствовала владелица.

— Ну, мало ли что… — последовал ответ.

На телевизионном заводе бумаги оказались через неделю, но разыскать их было не просто. Понадобился с десяток телефонных звонков, лишь тогда назвали день, когда прийти.

Пришла. Оказалось, бумаги в порядке.

— Зачем же вы велели прийти? Разве нельзя было по телефону сказать, что бумаги в порядке?

— Положено. Кроме того, хотели вместе с вами назначить день прихода комиссии.

— Было уже две комиссии. И обе сказали, что телевизор сгорел полностью.

— Это они сказали. А теперь скажем мы. Через неделю.

Снова день ожидания, после обеда пришла комиссия. Поглядела на бывший телевизор, установила, что ничего установить по уцелевшим останкам невозможно. Велела через неделю приехать на завод за ответом.

Через неделю на заводе сказали, что ответ будет дан в письменной форме.

Еще через полмесяца пришло сообщение за подписью директора, что завод ничего платить не будет, надо обращаться в суд.

— Но ведь я могла сразу обратиться в суд, — взмолилась владелица. — А так прошло почти полгода, и все надо сначала.

— Во-первых, без нашего отказа у вас дело в суде не примут. А во-вторых, как бы быстро мы ни работали, все равно раньше чем через год вы своих денег не получите.

— И весь этот год мне нужно хранить дома обгоревший черный ящик?

— Обязательно!

— А быстрее никак нельзя?

— Мы и так действуем, можно сказать, молниеносно.

Ну, а теперь настала пора объяснить читателю, почему мы, вопреки традиции, не называем здесь фамилии потерпевшей. Когда ее письмо оказалось в редакции, когда редакция поинтересовалась прохождением бумаг между канцелярскими столами на заводе, когда удалось без труда выяснить, что канцелярские молнии были тягучими и ленивыми, как застойное болото, тогда вдруг на заводе решили оперативно принять меры и выплатить деньги потерпевшей полностью. Причем решение было принято в течение десяти минут.

Казалось бы, справедливость восторжествовала. Но это, если разобраться поглубже, лишь иллюзия справедливости. Ублажить негодующую общественность одним фактиком, прикрыв им неприкосновенность безобразия, мечта бюрократа. Ведь тут дело не в телевизоре. Подставьте вместо него полотер, часы или мясорубку — положение ничуть не изменится. Равным образом не утешает розовая статистика. Пусть одна нервотрепка приходится на тьму славных телевизоров, которые не горючи, как влажный песок. Все равно это не может служить оправданием тому, что каждый из потерпевших всякий раз принужден добиваться исполнения своих бесспорных претензий, продираясь сквозь дремучие канцелярские дебри.