Том Шарп - Уилт

— Мог вылезти и подтолкнуть.

Гаскелл посмотрел за борт.

— Я бы вылез и утонул, — заявил он.

— Катеру было бы легче, — заметила Салли. — Все должны идти на жертвы, к тому же ты обещал, что прилив снимет нас с мели.

— Ну, я ошибся. Там вода пресная, а это значит, что прилив сюда не доходит.

— Тебя слушать… Сначала мы на Лягушачьем пляже…

— Плесе, — поправил Гаскелл.

— Лягушачьем, черт знает чем. Потом оказывается, что мы в проливе Фен. А теперь где же мы, наконец, черт побери?

— В грязи, — ответил Гаскелл.

Ева суетилась в каюте. Там было не слишком много места для суеты, но то, что было, она использовала на сто процентов. Она застелила койки, убрала постельное белье в ящики под ними, поправила занавески и вытряхнула окурки из пепельниц. Подмела пол, протерла стол и окна, стерла пыль с полок и вообще привела все по возможности в порядок. Тем временем мысли ее становились все беспорядочнее и путаннее, и к тому моменту, когда она закончила уборку и все вокруг было на своем месте, а в каюте чисто, она окончательно запуталась и не знала, что ей и думать.

Прингшеймы были такие изысканные и богатые, и интеллектуалы, и говорили постоянно такие умные вещи, но они все время цеплялись друг к другу и ссорились, и, честно говоря, были совсем непрактичными и понятия не имели о гигиене. Гаскелл не мыл руки после туалета, и трудно сказать, когда он в последний раз брился. И еще, как они могли уехать из дома на Росситер Глоув, даже не прибрав после вечеринки, оставив кучу чашек и всякого мусора в гостиной. Ева была просто шокирована. Она бы никогда не уехала из дома, оставив там такую грязь. Она сказала об этом Салли, но Салли ответила, что не надо быть занудой и что дом не их, они сняли его на лето, и что общественная система, в которой доминирует мужчина, всегда ожидает от женщины готовности безропотно выполнять рабский домашний труд. Ева попыталась понять, о чем речь, и почувствовала себя виноватой оттого, что ей это не удалось и оттого, что, по-видимому, считалось ущербным так гордиться своим домом, как это делала она.

И потом еще эта история с Генри и куклой. Совсем не похоже на Генри. Чем больше она об этом думала; тем более странным все это ей казалось. Конечно, он был пьян, и все же… совсем без одежды? И где он взял куклу? Она задала этот вопрос Салли и ужаснулась, узнав, что Гаскелл без ума от пластика и обожает играть во всякие игры с Джуди, и что все мужики такие, и что по-настоящему осмысленные отношения могут быть только между женщинами, потому что женщинам нет нужды доказывать свою половую зрелость при помощи открытых актов экстрасексуального насилия, разве не так? К этому времени Ева окончательно потеряла смысл слов, которые были ей непонятны, но звучали так веско, и потому они в очередной раз занялись касательной терапией.

Касательная терапия была еще одним пунктом, по которому Ева никак не могла прийти к окончательному мнению. Салли говорила, что она все еще заторможена, а это признак эмоциональной и чувственной недозрелости. Ева же боролась со своими двойственными чувствами. С одной стороны, ей не хотелось быть эмоционально и чувственно незрелой, и, если судить по тому отвращению, которое она испытывала, лежа голой в объятиях другой женщины, то она стремительно развивалась и психически и сексуально, так как, с точки зрения Евы, чем противнее лекарство на вкус, тем больше оно приносит пользы. С другой стороны, она была далеко не убеждена, что касательная терапия — это прилично. Она превозмогала себя только большим усилием воли и все равно в глубине души сомневалась, что это правильно, когда тебя трогают в таких местах. Ко всему прочему, ее заставили пить противозачаточные таблетки. Ева очень возражала и говорила, что она и Генри всегда хотели иметь детей, но Салли настояла.

— Ева, детка, — сказала она, — с Гаскеллом никогда нельзя быть ни в чем уверенной. Иногда у него месяцами ничего не шелохнется, а потом вдруг от него нет отбоя. И он абсолютно неразборчив.

— Но мне казалось, вы говорили, что у вас настоящие отношения, — сказала Ева.

— О, конечно. В полнолуние. Ученые из всего извлекают только суть, а смысл жизни для Джи — пластик. И нам бы не хотелось, чтобы ты вернулась к Генри с генами Джи в яичниках, не так ли?

— Вне всякого сомнения, — согласилась Ева, ужаснувшись этой мысли, и после завтрака, перед тем как заняться уборкой крошечного камбуза и мытьем посуды, проглотила таблетку. Все это так отличалось от трансцедентальной медитации и занятий керамикой.

На палубе Салли и Гаскелл продолжали ссориться.

— Что это ты подсовываешь безмозглым сиськам? — поинтересовался Гаскелл.

— Касательная терапия, телесный контакт, эмансипация путем осязания, — сказала Салли. — Ей не хватает чувственности.

— Мозгов ей тоже не хватает. Мне приходилось встречаться с дурами, но тупее этой не видел. Впрочем, я спрашивал про те таблетки, которые она принимает за завтраком.

Салли улыбнулась.

— Ах, эти, — сказала она.

— Да, эти. Ты что, решила лишить ее последней капли рассудка? — спросил Гаскелл. — У нас и так хватает забот.

— Оральные контрацептивы, крошка, старые, добрые противозачаточные таблетки.

— Оральные контрацептивы? Какого черта? Да она мне на дух не нужна.

— Гаскелл, радость моя, какой ты наивный. Для убедительности, только для убедительности. Это делает мои с ней отношения куда реальнее, не находишь? Все равно, что одеть презерватив на искусственный член.

Гаскелл смотрел на нее, разинув рот.

— Бог мой, уж не хочешь ли ты сказать, что вы…

— Еще нет. Длинный Джон Силвер пока в своей коробке, но вскоре, когда она почувствует себя вполне эмансипированной… — Она задумчиво улыбнулась, глядя на камыши. — Может, не так уж плохо, что мы здесь застряли. Это даст нам время, такое чудное время, а ты пока посмотришь на уток…

— Болотных птиц, — поправил Гаскелл, — и если мы не вернем этот катер вовремя, нам придется платить по огромному счету.

— Счету? — сказала Салли. — Ты что, рехнулся? Уж не думаешь ли ты, что мы будем платить за эту посудину?

— Но ты же арендовала ее на лодочной станции. Только не говори мне, что ты взяла ее без спросу, — сказал Гаскелл. — Господи, это же воровство?

Салли засмеялась.

— Честно говоря, Джи, ты чересчур морально устойчив. Но ты непоследователен. Ты крадешь книги в библиотеке и химикаты в лаборатории, но когда деле доходит до катеров, тут у тебя высокие принципы.

— Книги — совсем другое дело, — с жаром сказал Гаскелл.

— Верно, — сказала Салли, — за книги не сажают в тюрьму. В этом вся разница. Если хочешь, можешь продолжать думать, что я стащила лодку.

Гаскелл вытащил платок и протер очки.