Андрей Шляхов - Байки приемного покоя

— Ты говоришь невозможные вещи! — Чтобы не смазать лак, Карине пришлось прижать к вискам не пальцы, а запястья. — Но все так похоже на правду. Надо ее предупредить!

— Не советую. Она все равно не поверит. Решит, что ты из зависти хочешь разбить ее счастье.

— Верно — не поверит. — Для того, чтобы согласиться, Карине потребовалось подумать не меньше минуты. — Но что же делать? Нельзя же сидеть сложа руки?

— Можно заключить пари, — предложил Марат. — Я, например, уверен, что он сделает Дашку своей сообщницей.

— А я думаю, что он использует ее втемную, — сразу же подхватила Карина, обожавшая всяческие пари. — На что спорим?

— На желание. По рукам!

— По рукам! — Вместо руки Марату был протянут бархатный локоток. — Только предупреждаю — никакого анального секса!

В этом вся Карина. Вбила себе в голову, что все мужчины мечтают об анальном сексе и как минимум раз в месяц дает понять, что она не относится к любительницам подобных забав. Однажды Марат не выдержал и попросил напомнить ему, когда он принуждал Карину к анальному сексу или хотя бы делал соответствующие намеки. «Какая разница? — фыркнула Карина. — Ты мечтаешь об этом неосознанно и подсознательно». Тоже мне, фрейдистка нашлась, курица безмозглая. Скажи мне, Марат Тимурович, кто твоя любовница и я скажу тебе, кто ты.

А как все начиналось! Какие радужные перспективы открывала перед ним жизнь. Марат учился во втором меде тогда, когда медицинское поприще считалось чуть ли не вторым по престижности после дипломатического. Ну уж третьим — наверняка! Благие времена.

Кто ж мог знать, что очень скоро все изменится? Перестройка и ускорение, эти неуклюжие попытки реанимировать агонизирующий совок, которые поначалу принимались за чистую монету, только усиливали веру в светлое будущее.

Марат, как и подобало человеку, в котором татарская кровь смешалась с еврейской, умел не только превосходно строить планы, но и методично, как модно выражаться нынче, претворять их в жизнь.

Марат знал главный секрет успеха — если хочешь достичь многого, то иди своим собственным путем, а не топай по жизни в потной толпе страждущих. При выборе специальности, он отверг все «хлебные» оперирующие специальности — от офтальмологии до гинекологии, и нацелился на психиатрию. Почему именно на нее? Да потому что в перестройку карательная советская психиатрия стала излюбленной мишенью для нападок, и нетрудно было предположить, что очень скоро в этой системе начнется реорганизация, то есть масштабные кадровые перестановки. «Карателей» начнут менять на «демократов», а где их взять? Не из Швейцарии же выписывать, да не поехали бы швейцарские врачи работать в Советский Союз. Значит выход один — продвигать молодые кадры, пестовать юную поросль.

Перспективы вырисовывались такие, что просто дух захватывало. Так чего доброго и в тридцать совсем с небольшим можно доктором в квадрате стать, то есть не простым доктором, а доктором медицинских наук. Ну а к сорока — и «членом в квадрате», членом_ корреспондентом Академии наук. Ух, здорово!

Марату даже дверная табличка его кабинета снилась, золотая, с витиеватой гравировкой, «Маликов Марат Тимурович, член-корреспондент.» и прочая, и прочая, и прочая.

Здоровенная такая табличка, чуть ли не в полдвери. Неизвестно, что бы сказал дедушка Фрейд о молодом человеке, которому вместо нагих юных дев снятся дверные таблички, но вот дедушка Арнольд, заслуженный и ни разу не судимый торговый работник, явно одобрил бы ход мыслей внука. Увы, к моменту Маратова поступления в институт, дедушка Арнольд уже три года отдыхал от трудов праведных на киевском Куреневском кладбище.

На кафедре психиатрии Марат без труда очаровал преподавателей и даже выбрал себе покровителя — ассистента Андреева, не очень молодого, но перспективного, находившегося на «стартовой позиции». Чтобы продвинуться в науке, в нее для начала нужно войти, для чего полезно пристроиться в фарватер к пробивному человеку. Сам Андреев, конечно же, думал, что это он обратил внимание на трудолюбивого и любознательного студента Маликова.

Расчет Марата был верным — Андреев локомотивом попер вперед и в девяносто третьем уже сидел в кресле заведующего кафедрой. Правда, Марату до этого уже не было никакого дела — онк тому времени ушел из медицины, и, как казалось, (о sancta simplicitas!) [2 _ «О, святая простота!»] ушел навсегда. Торговля представлялась куда более прибыльным и перспективным занятием. Родители качали головами, но возражать не решались — Марат давно приучил их к тому, что он все делает правильно, потому как знает, что делает. Уж лучше бы возражали.

Прибыльное и перспективное дело оказалось очень хлопотным. Досаждала не столько крыша, сколько борзые конкуренты. На рынках стояли сотни палаток, торгующих кожаными вещами, и каждый из владельцев мечтал «подняться» и подмять под себя весь рынок. Как в прямом, так и в переносном смысле. Марат, не любивший мелочиться, плюнул на кожу и попробовал влезть в куда более прибыльный табачный импорт, благо необходимые знакомства у него имелись.

В пятницу, тринадцатого октября, отец с матерью решили с утра пораньше проехаться на рынок за провизией. Отцовский «Москвич» (кто-то помнит сейчас эту кару небесную, производившуюся Автомобильным Заводом имени ленинского комсомола?) никак не желал заводиться, и Марат, не выезжавший по делам раньше часу дня, дал отцу ключи от своего «мерина».

«Мерин» взорвался на выезде из двора — «отсроченный» таймер. Вечером на мобильный Марата позвонил вежливый дядечка, посочувствовал горю и посоветовал сразу и навсегда забыть о сигаретном бизнесе. Против бытового курения дядечка ничего против не имел, поэтому, прикидывая что и как, Марат скурил за ночь две пачки «Кэмела», а утром оповестил всех, кому было положено знать, о своем выходе из дела и добровольном (а как же еще!) отказе от вложенных в это дело сумм. Суммы были весьма впечатляющими, но жизнь стоила дороже.

Сразу в медицину не вернулся — попробовал себя в торговле недвижимостью, в результате пришлось переезжать из Рахмановского переулка в Кузьминки. Тут уж понял, что бизнес — это, как говорится, «не его», и вернулся в объятия Гиппократа. Начал работать по «смежной» специальности — выводить на дому из запоя алкашей. Что-то зарабатывал, показалось, что встал на ноги, даже жениться захотелось. Потом конкуренция обвалила заработки, вдобавок несколько нестандартных ситуаций на вызовах полностью отбили охоту к «частной наркологической практике». Марат вернулся в психиатрию. Заодно и развелся с первой женой-украинкой, которую имел неосторожность прописать в своей убогой хрущевской трешке. В результате размена квартиры оказался в Тмутаракани — тогда еще надеялся, что временно. Хорошо, что вторую жену прописывать не пришлось, а то бы жил сейчас где-нибудь на окраине Владимирской или Калужской области.