Ярослав Гашек - Швейк в денщиках у фельдкурата

Когда катехизис был принесён, фельдкурат, перелистывая его, сказал:

— Ну, вот, соборование может совершать только священник и только елеем, освящённым епископом. Как видите, Швейк, вам нельзя самому совершать соборование. Прочтите-ка мне, как оно совершается.

Швейк прочёл:

— «…совершается так: священник помазует органы чувств больного, произнося одновременно молитву: «Через сие помазание, бесконечного милосердия ради своего, да отпустит тебе бог, что ты согрешил зрением, обонянием, вкусом, речью и осязанием».

— Интересно бы знать, — сказал фельдкурат, — как может человек согрешить, например, осязанием. Не можете ли вы мне объяснить?

— По-всякому, господин фельдкурат. Щупанёт, например, чужой карман. Опять-таки на танцульках… Известно, какие там выкидывают номера.

— А обонянием?

— Если кто нос от чего-нибудь воротит.

— Ну, а вкусом?

— Когда на девочек облизывается.

А речью?

— Ну, это уж вместе со слухом, господин фельдкурат: когда один врёт, а другой его слушает…

— Значит, нам нужен освящённый епископом елей, — сказал фельдкурат после этих философских рассуждений. — Вот вам десять крон, купите бутылочку. В интендантстве такого елея, повидимому, нет.

Швейк отправился за елеем, освящённым епископом. Отыскивать его было труднее, чем сказочную живую воду в сказках Божаны Немцовой. Швейк был в нескольких аптекарских магазинах, и как только произносил: «Будьте любезны, бутылочку освящённого епископом елея», всюду или фыркали ему в лицо, или в ужасе прятались под прилавок. Швейк не смущался и сохранял серьёзное выражение лица. Он решил попытать счастья в аптеках. Из первой велели его вывести. В другой намеревались вызвать по телефону карету скорой помощи, а в третьей провизор сказал ему, что у фирмы Полак на Долгой улице — торговля маслами и лаками, — наверное, на складе найдётся требуемый елей.

Фирма Полак торговала бойко. Ни один покупатель не уходил оттуда неудовлетворённым. Если покупатель просил киндербальзам, ему наливали скипидару, и это сходило.

Когда Швейк попросил освящённого епископом елея на десять крон, хозяин сказал приказчику:

— Пан Таухен, налейте ему сто граммов конопляного масла номер три.

А приказчик, завёртывая бутылочку, сказал Швейку, как и полагается приказчику:

— Товарец высшего качества-с. В случае, если потребуется лак, олифа, кисти, — благоволите обратиться к нам-с. Будете довольны. Фирма солидная.

Дома тем временем фельдкурат повторял из катехизиса то, чего не мог вдолбить себе в голову в семинарии.

Пришёл вестовой и принёс фельдкурату пакет с извещением о том, что завтра при соборовании в госпитале будет присутствовать «Общество дворянок по религиозному воспитанию нижних чинов». Это общество состояло из истеричек, раздававших солдатам по госпиталям образки святых и «Сказание о католическом воине, умирающем за государя императора». На этой брошюрке была картинка в красках, изображающая поле сражения. Всюду валяются трупы людей и лошадей, опрокинутые амуниционные повозки и орудия лафетами вверх. На горизонте — горящая деревня и разрывающиеся шрапнели. Впереди лежит умирающий солдат с оторванной ногой, а над ним склоняется ангел, приносящий ему венок с надписью на ленте: «Ныне же будешь со мною в раю». При этом умирающий блаженно улыбается, словно ему мороженое преподносят.

Прочитав содержание пакета, Отто Кац отплюнулся и подумал:

— «Ну, будет завтра денёк!»

Он знал эту «шваль», как он называл это общество, ещё по храму святого Игнатия, где несколько лет тому назад читал проповеди солдатам. В те времена он ещё делал крупную ставку на проповеди, а это «общество» сидело рядом с полковником. Две тощие женщины в чёрных платьях и с чётками пристали к нему как-то раз после проповеди и битых два часа бубнили ему в уши о религиозном воспитании солдат, пока не допекли фельдкурата и он не сказал: «Извините, сударыня, меня ждёт капитан на партию в фербл».

— Ну-с, елей у нас есть, — торжественно сказал Швейк, возвратясь из магазина Полак, — конопляный елей номер три, первый сорт. Хватит на целый батальон. Фирма солидная. Продает также олифу, лаки и кисти. Теперь нам нужен колокольчик.

— А колокольчик на что?

— По дороге звонить, чтобы народ снимал шапки, когда мы едем с божьим благословением и с конопляным маслом номер три. Так уж полагается. Были случаи, что арестовывали, кто не снимал шапку. В прошлом году в Жижкове [17] Район города Праги. ксёндз избил слепого, который при подобных обстоятельствах не снял шапки. Слепого, кроме того, ещё посадили, потому что на суде ему доказали, что он не глухонемой, а только слепой, и что звон колокольчика должен был слышать и не вводить других в соблазн, хотя дело происходило среди ночи. В другой раз люди бы на нас и внимания не обратили, а теперь будут шапки скидать. Если вы, господин фельдкурат, ничего против не имеете, я мигом достану колокольчик.

Получив согласие, Швейк через полчаса принёс колокольчик.

— Это от ворот постоялого двора «у кржижков», — сказал он. — Обошёлся мне колокольчик в пять минут страху, да ещё пришлось долго ждать, — всё время народ мимо ходил.

— Я пойду в кафе, Швейк, — сказал фельдкурат. — Если кто-нибудь придёт, пусть подождёт.

Приблизительно через час после ухода фельдкурата пришёл пожилой человек, седой, военной выправки и со строгим взглядом. Наружность его выражала злобную решимость. У него был такой вид, словно он был послан судьбою уничтожить нашу бедную планету и стереть её следы с лица вселенной. Говорил он резко, сухо, строго:

— Дома? Пошёл в кафе? Просил подождать? Хорошо, буду ждать хоть до утра. На кафе у него есть, а платить долги — так нет? А ещё ксёндз! Тьфу!

И он плюнул.

— Сударь, не плюйте здесь, — сказал Швейк, с любопытством глядя на пришельца.

— И ещё раз плюну, видите, вот так! — упрямо сказал строгий господин, ещё раз плюнув на пол. — Как ему не стыдно! А ещё военный ксёндз! Срам, да и только!

— Если вы воспитанный человек, — заметил ему Швейк, — то должны бросить привычку плевать в чужой квартире. Или вы думаете, что если разразилась война, то вы всё себе можете позволить? Вы должны вести себя прилично, а не как хулиган. По отношению к окружающим вы должны быть деликатным, выражаться прилично и не распускаться, как босяк, штатская вы шантрапа!

Строгий господин вскочил с кресла и, трясясь от злости, закричал:

— Да как вы смеете!.. Я веду себя неприлично? Вы, кажется, сказали, что я?.. Повторите!