Олег Палек - 50 современных сказок

А Коробок к этому моменту истерся и его выбросили.

Высоко над землей летел аист со свертком в клюве. Он очень торопился доставить ребенка по назначению. Вдруг откуда-то снизу послышался каркающий голос:

— Что, опять дите тащишь? И не лень?

Аист посмотрел вниз и увидел большую черную ворону.

— Небось, мамаша-то заждалась! — продолжила Ворона. — Еще бы, такие деньжищи заплатить!

— Чего? — буркнул аист, не раскрывая клюва.

— А ты что, думаешь, родной матери ребенка несешь? А вот и нет! Сур-рогатной!

Аист не ответил и Ворона продолжила:

— Куда тебе, темнота! Мамаша-то ребенка рожать отказалась, хоть и молодая. Кар-рье-ра у нее, видишь ли. Фигурой зарабатывает. А денег — много. Вот и подсадила свою яйцеклетку суррогатной матери.

Аист поднялся выше, пытаясь избавиться от назойливой спутницы. Но та не отставала:

— Не веришь? А зря. Мы, вороны, везде обитаем, все знаем. Жалко мне тебя, гор-ремычного. Все таскаешь, таскаешь. А благодарности нет. Вот мальчика принесешь им, и что?

Аист скосил глаз в сторону ребенка. Ворона заметила это и продолжила:

— Откуда знаю, что мальчик? Дык запланировано было. Оплодотворили кучу яйцеклеток, а выбрали только одну, мужскую. Остальные выбросили. Тоже больших денег ента процедура стоит. Ты не коси, глаз-то, не коси! Здор-рового пацана несешь. На шестом месяце пробы взяли на анализы. Рискованная процедура для ребенка. Зато гарантии заказчикам — никаких генетических отклонений. Иначе не летел бы ты сейчас, преждевременные роды бы сделали.

Аист почувствовал, что он недалеко от своего родного гнезда, решил отдохнуть и начал снижаться. Ворона не отставала и каркала под ухом:

— А самый прикол знаешь в чем? Отец ребенка — не муж мамаши. Он богатый, но некрасивый. Зачем от такого детей зачинать? Выбрала молодого да здорового. Из банка спер-рмы, слыхал?

Аист сделал круг над родным гнездом на крыше старого деревенского дома и приземлился. Аккуратно положил сверток на гнездо и помотал головой, разминая затекшие мышцы. Ворона села рядом, почистила клювом крыло и продолжила каркать, как будто и не замолкала:

— А вот тут мамочку ждет разочар-рование! У нее яйцеклетки оказались плохими. Врачи взяли другие, а ей не сказали. Зачем деньги терять? Ну и кому тебе везти ребенка? Той, что заплатила, той, что родила, или биоматери? А ты думаешь, что точно по адресу доставишь. Дурилка!

Ворона громко закаркала, как будто смеялась. Аист двинул клювом по ней так, что та слетела с гнезда.

— А что?! — каркнула она, отлетев на безопасное расстояние. — За пр-равду страдаю!

И улетела.

Аист снова взял сверток в клюв, взлетел, сделал круг над домом. Уже несколько поколений аистов обитали в этом гнезде. В доме жила пожилая пара без детей, которая всегда хорошо относились к птицам, подкармливая их. Птица знала, что такое остаться без детей — однажды ее птенцы выпали из гнезда, и их съела кошка.

Аист сделал еще один круг и вдруг стал снижаться. Подлетел к открытому окну и аккуратно положил сверток на подоконник. Затем взлетел и исчез из виду.

В маленькой квартире на стене висел отрывной Календарь. Он был напечатан на хорошей бумаге, сочными красками и радовал хозяев яркими картинками. Конечно, жалко, что недолговечен, зато каждый день — праздник.

Прямо под Календарем стояла клетка с хомячком. Хозяева очень любили его и постоянно баловали. То кусочек сыра подбросят, то морковку, то горсть орехов. При этом не забывали каждый день добавлять специальный корм. Хомячок был запасливым животным — все, что не смог съесть сразу, прятал в разных местах клетки. На ночь. По ночам хозяева спали и не мешали ему устраивать веселую пирушку.

— Все худеешь и худеешь, — как-то раз сделал он замечание Календарю. — Праздники отмечаешь?

— А ты все полнеешь и полнеешь, — парировал Календарь. — Копишь запасы. Зачем?

— Что сбережено, то не потеряно, — буркнул Хомячок, грызя орех. — На черный день.

— Надо жить сегодняшним днем, — возразил Календарь. — Тогда он всегда будет красный.

Так и спорили Календарь и Хомячок. Тянулись минуты, бежали часы, летели дни. К концу года Календарь потерял последний листок и умер от истощения. А Хомяк потерял всякую подвижность и умер от ожирения.

Всякая крайность нехороша.

Ворона и Крыса жили в одной многоэтажке. Ворона — на чердаке, Крыса — в подвале. Обе добывали пропитание в одном дворе и недолюбливали друг друга. Но однажды в подвале травили грызунов, и Крыса убежала на чердак.

— Милая Ворона, позволь остаться, пока у меня дома травля, — попросила она.

Вороне не очень-то хотелось помогать конкуренту, но она сжалилась:

— Ладно, оставайся. А что будешь есть?

— Да мне много не надо. Черствую корочку принесешь — и то ладно.

— Хорошо.

Ворона делилась с Крысой добычей — то колбаски принесет, то сыра, то хлеба. Крыса попьет дождевой водички и бегает по чердаку — резвится. Неделя так прошла, другая. Давно травля прекратилась, а Крыса не спешит домой. А зачем? Еды-воды вдоволь, светло, хорошо. Есть, где побегать — не то, что в темном подвале. Терпела-терпела Ворона и спрашивает:

— Ты когда домой-то возвратишься?

— Скоро-скоро, — отвечает Крыса. — На днях съеду.

И кормит Ворону обещаниями неделями. А тут еще привередничать начала:

— Что это ты все с помойки тащишь? У меня живот болит от такой пищи. Поймай голубя, свеженьким полакомимся.

— Голубя поймать нелегко, — отвечает Ворона. — Стая заклевать может.

— Да проще простого! — кипятится Крыса. — Я в подвале только их и ела.

Ворона молчит, усмехается про себя. А Крыса решила показать, как голубей ловить. Села на край слухового окна и лапами машет — вроде охотится. Махала-махала, да и упала вниз, прямо в родной подвал.

Только вот разбилась насмерть.

Маленькая девочка Саша доела ненавистную кашу и отправилась к окну считать ворон. Она жила на четвертом этаже многоэтажного дома, откуда открывался хороший вид на зеленый двор. Жаль только, что мама никогда не разрешала открывать окно, только ставила ее на защелку, как сейчас.

— Раз, два, три, — начала Саша. — Куда вы все подевались? Полетели на помойку? Это нечестно — ее не видно отсюда! А, вот еще две — напали на рыжего кота. Еще одна спряталась за ветку — выходи, я вижу! А самая старая клюет что-то с голубями — семь.

Александра (так ее звала мама, когда сердилась) посмотрела направо, потом налево, вплотную прижавшись к стеклу.

— Восемь — спряталась на балконе, вылетай, я вижу! Девять, десять — прилетели с соседнего двора. Все!