Линор Горалик - Библейский зоопарк

, ножку от стула. Вселенная с ее перверсивным чувством юмора распоряжается так, что именно лак на античной ножке от стула что-то такое делает с нервной системой кролика, отчего у него отнимается задняя правая нога. Кролик волочит ее с видом лорда Честерфилда, гордо демонстрирующего миру свою аристократическую подагру, заработанную избыточным употреблением рейнского и токайского. За кроликом надо ухаживать — и это расплата за изумительную квартиру в изумительном районе, с изумительным джакузи, изумительными признаками баухауса, телевизором изумительной ширины. Хозяева сами не верят, что тебе так повезло, — ухаживать за потрясающим подагрическим кроликом. Подмывать пару раз в день, чаще не надо; уколы шесть раз в день — у него недостаток витаминов; он ест только свежее, и не давайте ему артишоки, он от них писает и какает. Кролик смотрит на тебя мрачными алыми глазами, слегка задрав верхнюю губу. Страшные длинные зубы сверкают в отблесках изумительного торшера Тиффани. Кролик дает тебе понять, что ты еще не представляешь себе даже, чем и как он писает и какает. Но представишь. Ты с тоской просишь еще раз посмотреть на джакузи — просто так; как на прекрасную женщину, которой тебе никогда не суждено будет коснуться, или музейную статую в городе, из которого тебя выгоняют за пририсовывание пениса их гордому гербу на центральной площади. С изумительными хозяевами жалко расставаться до слез. Эрлих волочется за тобой до двери. Он четко дал тебе понять, кто тут живет, а кто нет.

Говорящих животных в Ветхом Завете почти нет. Кроме змия, с которым дело ясное, бедной Валаамовой ослице приходится отдуваться в одиночку. Да и она, в общем-то, помалкивала, пока внезапная встреча с ангелом не произвела на неё такое исключительное впечатление.

Мухоловка обнаруживается в квартире номер два. Рамат-Ган, прекрасный тихий переулок, черный ход низко расположенной квартиры ведет в прелестный сад. Хозяйка — пожилая женщина с коротко стриженными ярко-красными волосами, нежно звенят браслеты, пахнет благовониями, сильная женщина, вырастила троих сыновей, все офицеры, один — канадский. В Канаду эта прекрасная женщина едет навестить внуков. Изумительный домик сдается за копейки, деньги хозяйку не интересуют, денег у нее никогда не было и не будет, это, говорит она, неважно. Важен сад. В саду восемьдесят два наименования растений, включая артишоки. Толстая тетрадь с режимами прополки, поливки, удобрения. Ты-то полагаешь, что надо просто переселить в сад Эрлиха и познакомить его с артишоками, но помалкиваешь. Тебя подводят к мухоловке. В ее липких челюстях конвульсивно вздрагивает отчаявшийся, отрешившийся уже от всего земного таракан. Их полное ведро, кормить раз в двое суток, выбирать крупных, мелкие ее расстраивают. Ты чувствуешь, что мухоловке и Эрлиху было бы, о чем поговорить, но сам ты как-то слабоват для всего этого. Но проводишь с красноволосой женщиной сорок минут за кофе. Она бывший военный врач, хотите, щас вам станет гораздо легче дышать? — Хрясь тебя по спине боковиной сковородки. В спине что-то интересно хрустит, дышать действительно становится гораздо легче, расставаться жалко до слез. Челюсти мухоловки уже сомкнулись окончательно, тебе вчуже делается спокойней от того, что в момент вашего знакомства она была сыта.

Потрясающая квартира в Гиватаим, целиком обтянутая черной кожей; щуплого длинноволосого хозяина с тремя серьгами в нижней губе сажают как раз на полтора месяца за нападение на охранника кинотеатра, потребовавшего сдать на время пребывания в помещении двухметровый хлыст со свинчатой рукояткой. Деньги его не интересуют, ему хочется пустить в квартиру человека, который не будет «разводить тут бордель». Полуторачасовой разговор об особенностях современного эротического костюма (под диктофон, для статьи в «Теорию моды»). Хозяин квартиры рвется примерить противогаз. Я говорю, что мне мама не велела. Жалко расставаться, но за хозяином пришли судебные приставы.

Волшебный двухэтажный лофт в Кфар-Сабе с одним минусом: каждый четверг в нем собирается общество любителей украинских народных песен; у вас есть голос? Маленькая, чистенькая, спокойная квартира на Шенкин, в артистическом, богемном районе Тель-Авива, третий этаж. На секунду поманившее счастье — дверь открывает просто девушка, внутри просто студенческая мебель, просто холодильник, просто кошка о четырех подвижных ногах, умеренное количество цветов, работающая стиральная машина, девушка уезжает на осень чему-то там учиться по обмену. В спальне нет пола. Просто нет — он разобран. Снизу, со второго этажа, тебе весело машет приятный человек в очках. Пол разобрали, отсюда теперь опускается занавес, стропы, всякое такое. Нельзя подчиняться системе, если театр — это твоя жизнь; надо создавать его самому — в себе, вокруг себя. Прекрасная, аккуратно застеленная кровать крепко прибита болтами к стене от греха подальше. Деньги девушку не интересуют, деньги — мусор, важен духовный подъем и вот этот улыбчивый человек в очках. Деньги в нашей стране вообще никого не интересуют, патриотизм — это не про деньги, а про любовь; не надо деньги. Надо просто эмоционально включиться в эту любовь, больше ничего не надо; живи! Подмывай своего кролика, корми себе мухоловку, пой украинские песни хоть до потери голоса, качайся на стропах, главное — не разводи тут бордель. Хозяин кожаной квартиры был возмущен, когда при предыдущей его отсидке друзья устраивали тут хрен знает что, по тридцать человек собирались, позор и безвкусица. Израильскую квартиру нельзя спутать ни с какой квартирой в мире — в ней живут не по выбору, а по любви; ее полюбливают от отсутствия выбора и делают прекрасной от чистой нежности к пристанищу, пустившему тебя пожить со всеми твоими закидонами, духовными метаниями, хромыми кроликами, мухоловками.

Я звоню X. и говорю ему, что деньги — говно, мусор. Деньги ничего не покупают, понимаешь? Надо просто подмывать кроликов. В себе, вокруг себя. Не поддаваться системе, понимаешь? Поставил палатку, надел противогаз, прибил себя болтиками к кровати, чтобы никакие суки тебя с нее не согнали, — и живешь дальше по любви. X. говорит: «Слушай, Дикий, я тут зашел прямо на улице по объявлению в одну квартиру. Потрясающая квартира, бывший арабский дом в старом Яффо, древний, мозаики, потолки пять метров, сад, все дела. Хозяева польские евреи, давно тут живут, обожают свой дом, не дом — шкатулочка, прекрасные люди, деньги их не интересуют, они только хотят убедиться, что ты — как сказать? — с чувством будешь к этому дому. Со всем сердцем, как к своему. Ты с ними познакомишься — тебе будет жалко расставаться». Я спрашиваю, в чем минусы этой волшебной квартиры. В ванне лежит тигр? Вместо плиты языческое кострище? Хозяйская собака оборачивается в полнолуние местным барменом? Я, как все экспаты, готова всё, всё в Израиле любить. Мне просто хочется как-то морально подготовиться и начать любить это всё прямо сейчас, то есть заранее. «Э-э-э-э-э, — осторожно говорит X. — Это не то чтобы минус… Это специфика. Тут, понимаешь, арабский район. Кругом арабы. Справа, слева — везде арабы. Соседи арабы. Мечеть на первом этаже — в смысле, арабская. Но знаешь, — поспешно добавляет X., — они очень милые. Тихие такие арабы, улыбаются. Мне кажется, они смирились». «Точно смирились?» — осторожно спрашиваю я. «Э-э-э-э-э, — говорит X. — Что сейчас судить? Вот скоро у нас будет Палестинское государство — тогда и посмотрим».

Читать дальше