Ирадж Пезешк-зод - Дядюшка Наполеон

Индиец с удивлением спросил, зачем это надо. Асадолла ответил, что от этого зависит один веселый дружеский розыгрыш, и немедленно принялся сыпать шутками и так рассмешил индийца, что тот отбросил всякую подозрительность и только спросил, как он узнает, когда именно дядюшка Наполеон будет уезжать.

— Да бог с вами, сардар! Можно подумать, наша улочка — это площадь Тупхане [23] Площадь Тупхане — одна из центральных площадей Тегерана. и по ней автомобили тысячами раскатывают! Как увидите, что к воротам сада подъехала легковая машина, так сразу и поймете, что ага уезжает.

— Саиб, мне как раз сейчас пришла в голову одна вещь про Нишапур… Очень будет подходящий случай делать!

— Премного вам благодарен, сардар! Вы мне большая любезность делать!

— Саиб, а на сколько дней ага в Кум отъезд делать?

— Ей-богу, не знаю, но, думаю, дней на семь-восемь делать.

— Саиб, а как же ага разлуку с супругой переносить делать?

Асадолла-мирза расхохотался:

— Но ведь у аги давно уже сила отказ делать!

Вероятно, этому выражению Асадолла-мирза выучился у индийца, потому что я слышал его от князя и раньше, и по тому, в каких случаях или о ком он так говорил, я догадывался, что эта нелепая фраза означает, что человек больше не способен выполнять супружеские обязанности.

Продолжая смеяться, Асадолла-мирза добавил:

— А когда женщина уверена, что у мужа сила отказ делать, она против его отъезда возраженье не делать.

Индиец в ответ рассмеялся, и наш визит закончился под общий веселый хохот. Продолжая восхищенно поглядывать на высокую леди Махарат-хан, Асадолла-мирза поднялся со стула, и мы с ним вышли на улицу. Предварительно князь осторожно высунул голову за ворота, чтобы убедиться, что на улице никого нет.

Я немного проводил его до дома. По дороге он весело сказал мне:

— Можешь теперь не волноваться. Если все получится, как я задумал, дядюшка не уедет. По крайней мере, в Нишапур не уедет. И твоя ненаглядная Лейли останется с тобой. Но ты, конечно, должен подумать о Сан-Франциско.

— Дядя Асадолла, прошу вас, не надо так говорить!

Асадолла-мирза удивленно вскинул брови:

— Может, и у тебя, несмотря на твою молодость, сила отказ делать?!

Окрыленный надеждой, я вернулся домой. Отца нигде не было видно. На мой вопрос, где он, слуга ответил, что отец вместе с дядюшкой в гостиной.

Мне было необходимо узнать в мельчайших подробностях о планах и намерениях дядюшки — мое счастье висело на волоске. Лейли могла уехать, а разлука с ней была бы для меня невыносима, и я не имел права ни в чем полагаться на случай. Я снова влез через окно в кладовку. Дядюшка с озабоченным видом стоял перед отцом и давал ему последние указания:

— Я подпишу телеграмму фамилией Мортазави. Естественно, в телеграмме не будет никакого упоминания о семье. Если там будет сказано: «Высылайте вещи», — имейте в виду, что подразумеваются моя жена и дети. Сейчас мне ваша помощь особенно нужна, так как я решил, что Маш-Касем поедет со мной.

— Почему вы вдруг изменили первоначальный план?

— Хорошенько подумав, я пришел к выводу, что мой отъезд без Маш-Касема может вызвать подозрения. Он ведь родом из-под Кума. Мы должны все обставить так, чтобы не насторожить англичан. И я вас особенно прошу, когда мы уже будем отъезжать, вы громко скажите шоферу, чтобы вел машину осторожнее, так как сейчас на дороге в Кум большое движение.

— Обязательно так и сделаю. Не беспокойтесь.

Подобно уходящему на войну римскому воину, дядюшка собрал в складки полу своей абы и перекинул ее через левое плечо, а правую руку положил на плечо отцу.

— Командование тылами я поручаю вам. В мое отсутствие назначаю вас своим заместителем. — И, повернувшись, он удалился размашистым шагом.

Через час машина бывшего начальника канцелярии уже стояла у ворот. В саду попрощаться с дядюшкой собралась вся семья. Матушка Билкис принесла поднос, на котором лежали Коран и зеркало [24] Коран и зеркало в Иране — непременная принадлежность каждого дома. Считается, что они охраняют домашний очаг от бед. Отправляясь в дальний путь, набожные иранцы обязательно проходят под Кораном, который над ними держит кто-нибудь из родственников. .

Лейли ничего не знала об истинных планах своего отца, а у меня, несмотря на все старания оставаться спокойным, сердце готово было от тревоги выскочить из груди. И хотя Асадолла-мирза заверил меня, что теперь дядюшка вряд ли уедет в Нишапур, а даже если и уедет, то ни в коем случае там не останется, я все равно ужасно волновался и поминутно поглядывал на Асадолла-мирзу, который весело болтал с родственниками. Он украдкой ободрял меня многозначительными взглядами.

Дядюшка, одетый в дорожный костюм, вышел в сад, но прежде, чем начать прощаться, осведомился, где Маш-Касем. Того не было видно, и дядюшка, рассердившись, резко приказал матушке Билкис:

— Поставь свой поднос и поищи этого болвана! Где его носит, хотел бы я знать!

Но не успела матушка Билкис выйти из сада, как в ворота вбежал Маш-Касем и устремился прямо к дядюшке:

— Ага, как есть умоляю вас, откажитесь от этого путешествия. Сейчас на базаре говорили, что англичаны уже в пятнадцати километрах от Кума. А говорят, у них такие ружья и пушки, что и на двадцать километров бьют…

Дядюшка смерил Маш-Касема презрительным взглядом:

— Это меня-то пугают англичанами?! — И, устремив взор к верхушкам деревьев, продекламировал: Не смеешь ты жаловаться небесам! Рожденный героем, будь храбрым и сам!

Но Маш-Касем не унимался:

— Вы ж меня знаете, ага. Я ничего такого не боюсь. Но зачем ни за что ни про что кликать беду на свою голову!.. Да и святым будет не угодно, чтоб мы попались в лапы англичанов.

— Если трусишь, оставайся и вместе со старухами прячься в подвале!

Это, кажется, и вправду задело Маш-Касема. Он подхватил под мышку свой спальный мешок и заявил:

— Я не то что англичанов, самого черта не боюсь! — И зашагал к воротам.

В сад вошел запыхавшийся проповедник Сеид-Абулькасем.

— Я слышал, вы к святым местам направляетесь. Благое дело. Господь вам воздаст.

Мой отец, встречаясь с Сеид-Абулькасемом, старался сохранять спокойствие, но я каждый раз замечал, как в его глазах вспыхивает ненависть. Я понимал, что он до сих пор не может пережить катастрофы с аптекой. Сейчас, увидев проповедника, отец с деланной улыбкой воскликнул:

— Мое почтение преданному хранителю исламской веры! Как здоровье вашего сыночка?

— Премного благодарен, почтеннейший.

— Он по-прежнему питает те же чувства к супруге мясника Ширали или уже забыл ее?

Проповедник беспокойно огляделся по сторонам:

— Прошу вас, воздержитесь от подобных шуток. Мы собираемся с божьей помощью вскоре женить его на порядочной девушке. На дочке каменщика Хаджи Али-хана.