Ирадж Пезешк-зод - Дядюшка Наполеон

Дустали-хан хотел что-то ответить ему, но потом вроде раздумал. Он попытался приподняться, но только вскрикнул, теряя сознание, упал обратно на постель, и глаза его закрылись.

Отец, который до того времени молчал, раздраженно процедил:

— Напрасно вы его мучаете. Дайте же бедняге отдохнуть!

Дядюшка бросил на него злобный взгляд и резко ответил:

— Прошу вас не вмешиваться!

Я не понял, чем была вызвана подобная резкость, может быть, дядюшка просто устал. Но отца это неуместное замечание очень рассердило.

— Во всяком случае, от нас здесь пользы не будет, я пошел! — объявил он. И с весьма недовольным видом удалился из комнаты.

После минутного молчания дядюшка сказал:

— Лучше сейчас оставить больного одного. Пусть только ханум подежурит около него, а Гамар мы уложим у себя.

Когда мы закрыли за собой дверь импровизированной палаты, Асадолла-мирза знаком подозвал меня. Расхаживая по саду, я пересказал князю разговор Дустали-хана с доктором, Асадолла-мирза покачал головой:

— Просто проклятье какое-то! Того и гляди, опять разгорится ссора. Видал, сколько раз сегодня дядюшка кидался на твоего отца? Да и тот в ответ так и загорался злобой. Ничуть не сомневаюсь, что завтра на голову нашего старика свалится еще какая-нибудь беда. Ты-то сам заметил?

— Конечно. Он каждый раз, когда к отцу обращался, родословную поминал.

— Вот и сейчас только — опять его оборвал…

— Я тоже очень беспокоюсь, дядя Асадолла. Боюсь, снова начнется склока.

— Считай, что уже началась, только пока наружу не вышла. Если бы не история с Гамар, твой отец с самого начала не смолчал бы. Ну, в самом деле, разве не смешно: твердят о своем происхождении, как будто ведут начало от Габсбургской династии. Ладно, если сумеешь, обязательно стяни у отца дядюшкино письмо к Гитлеру.

— Пока ничего не получается. Он, наверно, положил его в ящик письменного стола, а ящик запирается.

Асадолла-мирза на некоторое время задумался, потом глаза его блеснули:

— По-моему, есть один способ… Кажется, завтра мне придется смыться с работы. А ты утречком загляни-ка ко мне.

На следующее утро я зашел к Асадолла-мирзе, и мы вместе с ним отправились в сторону, противоположную нашему дому. Но не пройдя и двух кварталов, князь остановился перед уличным чистильщиком и пожелал, чтобы тот навел глянец на его ботинки. Я молча ожидал конца этой процедуры, а Асадолла-мирза тем временем завел разговор с чистильщиком — молодым, ловким пареньком, принявшись расспрашивать того, как живет, как идут дела. Мне оставалось только удивляться, с чего это он вспомнил про ботинки — при всех наших заботах.

— Не думаю, чтобы у тебя на этом месте было много клиентов, — говорил Асадолла-мирза. — Отчего бы тебе не перейти вон на ту зеленую тенистую улицу? Мы все там ходим…

— Эх, господин хороший, заработок человеку бог посылает, а коли нет на то божьей воли, куда ни пойди — всё одно.

— Моменто, как это все одно? Если бы ты устроился поближе, я бы сам дважды в день чистил у тебя обувь, все домашние и соседи — тоже, да еще несли бы тебе починку мелкую.

И Асадолла-мирза стал приводить множество доводов в доказательство того, что доходы чистильщика, если он расположится напротив нашего дома, увеличатся вдвое.

Тут чистильщик воодушевился и пообещал, что после обеда переберется на нашу улицу, где такие раскидистые деревья, и разложит свое хозяйство прямо против садовой калитки.

Асадолла-мирза добавил к положенной плате еще чаевые, и мы повернули назад. Предугадывая мой вопрос, он объяснил:

— Этот чистильщик облегчит нашу задачу — после поймешь, как именно. Сейчас вопрос о том, где бы нам найти местечко, откуда можно позвонить дядюшке от имени Гитлера… А, вспомнил! Поблизости живет один мой приятель, у него есть телефон.

Дверь открыл старый слуга. Когда Асадолла-мирза сказал, что хочет позвонить по телефону, он тотчас провел нас в верхнюю комнату, где стоял аппарат, а сам ушел на кухню приготовить нам чаю.

Асадолла-мирза, не раздумывая, назвал дядюшкин номер, а когда дядюшка подошел, заговорил с немецким акцентом:

— «Дед кушать бозбаш с Жаннет Макдональд…» Слушайть карошо, ага. Этот мои слова очень важный есть. Во-первых, наш пароль будем изменять. Потому что английский шпион, возможно, есть догадать. Когда наш человек говорить: «Дед кушать бозбаш с Жаннет Макдональд», вы спросить: «А еще с чем?» Он сказать: «С соленой черемшой». Если он это не говорить, вы знать, он английский шпион, прогонять его… Во-вторых, мы поставить одного наш агент под видом ремесленник перед вашим домом на охрана. Пока он там, вы совсем-совсем не песпокойтесь. Будьте совершенно покойни. Он вас схоронить. Но это с ним говорить не надо есть. Мы еще выходить на связь с вами, до того времени, когда надо будет выехать…

Похоже, что дядюшка порывался уточнить приметы агента, так как Асадолла-мирза сказал:

— Я вам очень-очень секрет сообщу, что это есть один чистилчик. Но никак никого это не говорить! Вы понимать? Всего наидоброго. Хайль Гитлер!

Когда князь положил трубку, на губах у него играла довольная улыбка. Он сказал мне:

— Уж очень он прост, бедный. Но, я думаю, теперь он будет начеку, и твоему отцу не удастся сыграть с ним новую шутку. Впрочем, тут уж дядюшкино дело, а нам надо подумать об этой паршивке. С Дустали-ханом или еще с каким дураком она до Сан-Франциско доехала, но только они теперь хотят отделаться от ребенка, а прошло уж месяца четыре: бедной дурочке это может стоить жизни…

— А нельзя сказать дядюшке, что это Гитлеру не понравится? Нет, тут даже он не поверит…

Мы вышли на улицу, и Асадолла-мирза решил:

— Теперь надо на минуточку заглянуть к Дустали-хаму, посмотреть, как он там?

— Вы о нем беспокоитесь?

— Моменто, нисколько! Я же знаю, что три дробинки этой туше вреда не причинят, — его и шрапнелью не прошибешь — мне просто жаль нашу убогую.

Нам открыл Маш-Касем и на вопрос Асадолла-мирзы о Дустали-хане ответил:

— Зачем врать, до могилы-то… Похоже, что ему не так уж худо… Азиз-ханум до самого утра здесь пробыла, а сейчас ушла — домой сбегает и опять вернется.

Когда мы вошли в комнату, Дустали-хан, приподнявшись на локтях, с аппетитом уплетал что-то с подноса, стоявшего прямо на постели у него под грудью. При стуке двери он натянул одеяло на поднос, закрылся с головой и замер. Асадолла-мирза со смехом сказал:

— Не бойся, Дустали, это мы, а не Азиз-ханум. Набивай свое страждущее брюхо!

— Видит бог, мне так плохо… Но доктор сказал, чтобы восполнить потерю крови, надо чего-нибудь поесть… Только ради бога ничего не говорите Азиз!.. Чтоб ты пропал, прямо помираю от боли!

— Это ты пропадай, а мне-то с какой радости?! Ясно, знает кошка, чье мясо съела… Съездил в Сан-Франциско — теперь расплачивайся.