Виктор Шендерович - Изюм из булки. Том 1

— Это губернатор звонил, он тут неподалеку, хочет зайти…

— Не надо, — сказал я.

— Просто поприветствовать, познакомиться…

— Мы договаривались, — напомнил я.

Министр Сережа крякнул с досады.

Когда мы выходили из-за стола, он вернулся к теме:

— Может, заедем к нему? На секундочку. Он нормальный мужик…

Но я занял глухую оборону.

Отстреливаться я продолжал до самого концерта. А после концерта Сережа сказал:

— Ну что, может, в саунку? Там и поужинаем.

Саунка находилась на огороженной территории с охраной, что должно было включить в моем мозгу красную лампочку, но, расслабленный успешной работой, сигнал я пропустил.

В теплом подвальном помещении был накрыт фуршет. Рядом, действительно, уже вовсю грелась сауна, в углу работал телевизор, а некто пожилой и мелкий, в войлочной шляпе, суетился по температурному вопросу.

— Семен Иваныч, — спрашивал он, — парку подбавить?

Семен Иваныч, грузный мужик, замотанный в простыню, гонял шары по зеленому сукну. А может, не Семен Иваныч он был. Может, Иван Семеныч… Неважно.

— Привет! — сказал Сережа. — Вот и мы.

Мы разделись; я тоже замотался в простыню и, по Веничкиному совету немедленно выпив, приступил к процедурам. Ну расслабленный я был! Даже не поинтересовался, с какого бодуна здесь этот Семен Иваныч с обслугой. А после ста граммов коньячка напряжение отпустило окончательно…

Мы по очереди паримся, я играю с грузным дядькой в пул, обыгрываю его по пьяной лавочке, настроение по совокупности обстоятельств — чудесное. Мелкий с вениками суетится насчет парку, Сережа благостно потягивает в углу коньячок.

А телевизор в углу разговаривает ночными новостями. И красавица ведущая (единственная одетая в этой сауне) доходит до ежедневных наших чеченских радостей: грузовик подорвался на фугасе, трое погибших…

— Этих черножопых, — говорит тут мой партнер по бильярду, — мочить надо всех! Они, — говорит, — вообще не люди!

Он, собственно, ни к кому в отдельности не обращался, но я почему-то решил откликнуться.

— Голову себе намочи, — говорю. — Раздухарился!

Грузный не обиделся, а с пол-оборота вступил в полемику:

— Давить! Давить вместе с детьми! Это звери настоящие!

Я из диалога не ушел.

— Фашист, — говорю, — на себя посмотри!

Беседовали мы эдаким образом минут пять. Игра, разумеется, прекратилась — помню, я даже отложил кий, чтобы не отоварить грузного хама по выпирающему тестом животу. Очень спьяну хотелось.

Потом я увидел знатока пара — побелевшего лицом и осевшего на лавочку; потом увидел министра Сережу: он сидел, обхватив голову руками, и мерно мотал ею из стороны в сторону, по всей видимости, пытаясь ее отвернуть. Ровно в эту секунду я наконец понял, что играю в бильярд, пью коньяк и беседую по чеченскому вопросу — с губернатором края.

И ведь главное: я же много раз видел его раньше! Но не в простыне, а в Совете Федерации. И про черножопых он ничего там, в телевизоре, не говорил, а все больше про нравственность.

Вечеринка свернулась сама собой. Я уже одевался, а министр внешних связей Сережа все сидел, обхватив руками свою мелкоруководящую голову. Еще древние говорили: «Когда господь хочет наказать человека, он исполняет его желания…»

А тот суетливый, с веничками — это у них был министр культуры.

Мой друг Сергей Пархоменко сидел в ресторане и слушал разговор за соседним столиком. Он пришел в ресторан совершенно не за этим, но говорившие не стесняли себя уровнем звука, и слушать их были вынуждены все.

— Нет там, на Западе, ничего хорошего! — горячо гундел некто басовитый.

Тезис был не нов, поразила Пархоменко мотивировочная часть.

— Охоты хорошей нет, — загибая жирные пальцы, говорил человек, — рыбалки нет, бабы минет берут неглубоко…

Голос показался журналисту знакомым, и он украдкой глянул на его обладателя. Это был крупный (во всех отношениях) чин российской прокуратуры, известный борец за нравственность.

Вечером 21 февраля 2002 года щелкаю пультом на первую кнопку телевизора и слышу взволнованный монолог Никиты Михалкова.

— Это не имеет никакого отношения к борьбе с терроризмом, — говорит он. — Когда людей обыскивают, унижают их человеческое достоинство…

Я подумал: это он о Чечне, и еще успел удивиться гражданскому мужеству Никиты Сергеевича… Вот, думаю, орел. Ничего не боится!

Через пару секунд выяснилось, что Михалков говорит о мерах безопасности на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити.

Ну слава богу…

Лед с хоккейной площадки иногда полезно класть на патриотическую голову: чтобы подостыла.

— Надо было осадить чехов, а то они больно вознеслись! — заявил будущий министр спорта Вячеслав Фетисов после нашей победы в хоккейном четвертьфинале той Олимпиады.

Как мы их осадили, видел весь мир: лежали штабелями поперек ворот — внизу Хабибуллин, сверху еще пятеро… Но допустим даже, мы бы разделали соперников, как бог черепаху, — что тогда?

При чем тут «осадить чехов»? У нас что, август 68-го?

Перед полуфиналом, разумеется, про хоккей никто уже не думал, только одно было на сердце: не опозорить Русь-матушку, порвать американцев. А после проигрыша — корреспондент государственного канала подстерегает только что отбросившего коньки хоккеиста Жамнова и спрашивает у него: это национальная трагедия?

И Жамнов, ума палата, говорит: да, конечно.

И захотелось мне написать хоккеисту письмо примерно следующего содержания:

«Дорогой Алексей! Спешу сообщить вам, что, пока вы играли за команду “Вашингтон Кэпиталз”, у вас на родине случилось две чеченские войны с общим счетом убитых и искалеченных за сто тысяч человек; население одевается частично на помойках и питается там же, жилища в зимнее время отапливаются нерегулярно, а в подъездах примерно раз в неделю убивают академиков.

И то, что вы и ваши товарищи по специальности деревянными клюшками запихнули в ворота ваших заокеанских коллег-миллионеров меньше резиновых изделий, чем они вам, является вашей маленькой корпоративной неприятностью. Не убивайтесь так…»

Прошло два года, и прошли они не зря. Страна сильно укрепилась головой.

После победы российских волейболисток в полуфинале волейбольного олимпийского турнира комментатор НТВ-плюс успел поблагодарить за эту победу президента России.

Лучший друг физкультурников.

Приехали.

Моим соседом по дороге в Нижний Новгород оказался дедуля из Курска — лет семидесяти, в тельняшке и с таким запасом провианта, будто он намеревался ехать до Владивостока.