Виктор Шендерович - Изюм из булки. Том 1

Шеремет — человек незлобный. Поэтому цинизмом и прочей подлостью его в те годы заправляли, как машину бензином. Снаружи. Аналогичные дырочки для заправки цинизмом впоследствии обнаружились у многих хороших людей.

Встречаю как-то в театре Сатиры добрейшего Михаила Державина, и он вдруг сообщает:

— Знаешь, а я ведь вступил в «Единую Россию».

— Как же это вы, — говорю, — Михал Михалыч, не убереглись?

— Да вот, позвонили, сказали: давай вступай, — ответил Державин. — А я всегда вступаю в партию. Такая судьба. Я и в КПСС вступил. Вызывает меня Плучек и говорит: Миша, надо вступать. Я говорю: почему я? Почему не Шура Ширвиндт, не Андрей? Плучек говорит: так они евреи, а пришла разнарядка на русского. Я говорю: тогда Папанов. Плучек замахал руками: предлагал, говорит! Папанов сказал: мне в партию нельзя, я напьюсь и потеряю партбилет!

Жалко Державина. Хороший человек, но непьющий.

На закрытии телевизионного фестиваля в Барнауле глава пресс-службы губернатора Алтайского края произнес тост, в котором, в долгожданной гармонии, слиплись форма и содержание. Он сказал:

— Давайте выпьем за самих себя, за нас, которые мы есть!

На главной нижегородской елке в тамошнем кремле к детишкам вышел губернатор Скляров — и по случаю Года Кролика решил помочь детям сориентироваться в происходящем.

— Кролики, — сказал он, — это такие зайцы, у которых много детей, и они это часто. Но этому не надо мешать — это надо возглавить!

Зима 2000 года, горные районы Чечни. Командующий федеральными войсками генерал Казанцев собрал в штабе журналистов, закатил пир горой и в застолье добродушно шутит:

— С вас всех, — говорит, — надо снять по паре дней отпуска. Смотрите, куда я вас привел! Красота! Горы, сосны, воздух… Швейцария!

На что тихий энтэвешный телеоператор печально заметил:

— Лишь бы швейцарцы не вернулись.

В январские дни 2013 года мэр подмосковных Химок, поздравляя земляков с Крещением, назвал это «выдающимся событием российской истории».

Мысль, что Христос на самом деле местный, давно зрела в наших палестинах… Не еврей же!

Мне рассказывали это в северной русской провинции.

Тамошний митрополит в порядке борьбы с местным язычеством «вышел» на губернатора с инновационным предложением — покрестить Деда Мороза!

Видимо, религиозная принадлежность Деда Мороза входила в компетенцию главы региона, потому что митрополит и губернатор встречались и обсуждали этот вопрос в присутствии доверенных чиновников администрации.

А в периоды, свободные от крещения Деда Мороза, вышеописанный губернатор ведет размеренную жизнь областного руководителя.

Однажды он прислал к молодой журналистке, работнице местного радио, посыльного чиновника — с обыденным, по губернаторским обычаям, предложением совместно отдохнуть в сауне…

В этом очерке российских нравов не было бы ничего выдающегося, если бы не должность чиновника, принесшего журналистке приглашение в сауну.

Это был заместитель губернатора — по связям с прессой!

В разгар мероприятий по случаю тысячелетия Казани, когда все начальство стояло посреди тамошнего Кремля и говорило речи, — позади толпы вдруг возник и неторопливо проехал «мерс» с мигалкой и затененными стеклами.

— Кто это, Камиль? — вполголоса спросил губернатор Шаймиев стоявшего рядом мэра Казани.

— Не знаю. Может быть, мы? — предположил мэр.

Бывший министр сельского хозяйства Российской Федерации г-н Гордеев — могучего ума человек и не в силах это скрыть.

«Молодой человек приезжает на село и начинает там материализовываться …»

Или: «Беспорядки во Франции устроили люди нетрадиционной национальности».

То есть, в случае чего, можно его и в МИД.

Будет не хуже, чем с сельским хозяйством…

В Московской мэрии выдавали реестры на земельные наделы под строительство. Объявили:

— Театральный центр Мейерхольда!

Получать документы вышел человек с другой фамилией.

— Мог бы и сам прийти, — хмуро заметил вице-мэр Шанцев.

Придя на открытие нового питерского телеканала, представитель президента на Неве и будущий губернатор города г-жа Матвиенко рассказала общественности правду о своих вкусах:

— Хочется уже человечинки!

Г-жа Матвиенко не всегда была известна россиянам.

Начало этой славной карьеры берет мутноватый исток в райкоме комсомола; потом телекамера зафиксировала молодую Валентину в коммунистической массовке первого съезда народных депутатов. Потом Родина нашла ей теплое местечко посла в Греции…

И вот, вернувшись из Греции на номенклатурный пересменок, г-жа Матвиенко решила заглянуть в гости к товарищам по советскому партхозактиву, в Белый дом.

А по Белому дому, мрачнее тучи, шел глава правительства Виктор Степанович Черномырдин, только что вернувшийся из Кремля, где получал очередную порцию «клизмы пополам со скипидаром».

Ельцин был в сильном раздражении: на него только что обрушилась очередная делегация с проклято-любимого Запада — и выела мозг! И то им не так, и это не эдак… И впридачу ко всему в российском правительстве нет женщин.

И Ельцин велел, чтобы были женщины!

Черномырдин, которому только гендерного вопроса не хватало для разрыва башки, шел набычившись по Белому дому — и вдруг увидел г-жу Матвиенко, выходившую из очередного кабинета…

— Валька! — гаркнул на весь Белый дом спасенный Виктор Степанович. — Валька, блять, ты-то мне и нужна!

И, на радость Европе, Матвиенко стала членом российского правительства.

Концерт в далеком северном крае мне предложил тамошний министр по внешним связям, обнаруживший меня за соседним столиком в московском клубе.

Хорошо зная номенклатурные повадки, я уточнил: не случится ли в это время каких-нибудь выборов? А то, бывало, заходит в гримерную какой-нибудь упырь с фотографом, жмет тебе руку, щелк — и готово дело: Шендерович приехал поддержать упыря и желает ему победы на выборах!

Ни-ни, сказал Сережа (министра звали Сережа). То есть выборы будут, но это — никакого отношения… Отлично, сказал я. Значит, ни с кем из начальства не встречаюсь, в афише — никаких «при поддержке администрации…».

Ни-ни, сказал Сережа. Просто концерт. Для людей!

И я полетел к людям.

И вот за несколько часов до встречи с людьми на рубеже вечной мерзлоты Сережа «обедает» меня в хорошем ресторане. Где-то в районе антрекота, коротко поговорив по мобильному, он поднимает на меня честные глаза и говорит: