Владислав Мацкевич - Флотские байки

Колбека гнал петуха в сторону дома офицеров флота, и тут ему навстречу едет на газике командующий подводными силами (была в те времена такая структура — штаб подводных сил Северного флота). Контр-адмирал командовал во время войны подводной лодкой и лихо воевал. Надо заметить, он был хорошим командующим, но флагманским матерщинником.

За несколько минут до этого он на рейде Полярного, проходя на катере мимо торпедовоза, доставившего из Североморска ансамбль «Берёзка», через электромегафон «поставил на место» командира торпедовоза. Последний счёл, раз у него на борту несколько десятков девушек, некорректно будет при проходе катера под флагом командующего сыграть свистком сигнал «Захождение» и дать команду «По правому борту стать к борту». Командующий прорычал в мегафон: «Командир, ты думаешь, если посадил на борт кучу потаскух, то можно не выполнять корабельный устав? Трое суток ареста!».

А тут Колбека с петухом. Машина тормозит.

Командующий: «Что за вид? Почему петух?»

Колбека: «Товарищ адмирал! Слух прошел, что Вы в честь дня флота отменили сухой закон и в доме офицеров продают водку. Вот я и гоню закуску».

Дальше машина пошла без бензина, её гнал мат.

В начале 60-х годов «дизелюшке» Северного флота по итогам боевой подготовки выпала честь участвовать в торпедной стрельбе на приз командующего Северным флотом. Честь большая. Приз — серебряный кубок объёмом в два-три тульских самовара. Стрельба должна быть глубоководной, бесперископной, по целеуказаниям шумопеленгаторной станции (по тем временам такая атака почти новинка).

В носовые торпедные аппараты загрузили четыре практические торпеды и по боевой тревоге вышли в море. «Супостата» изображал отряд боевых кораблей в составе крейсера, 5 миноносцев и танкер. Лодка в нарезанном участке полигона боевой подготовки на глубине 125 метров ведёт поиск, в отсеках режим тишины, скорость малошумная около четырёх узлов, нервы у всех на пределе. Правда, уверенный в себе командир приказал коку готовить обед по расширенной программе. Кок старался, ведь до службы после «кулинарного техникума» он воевал с кастрюлями в ресторане Петрозаводска.

На одном из галсов акустик обнаружил шум винтов кораблей охранения, а затем и крейсера. Конвой шел противолодочным зигзагом. Командир лодки ввёл в электромеханический аппарат управления торпедной стрельбой (электроники тогда не было) элементы движения целей, рассчитал «торпедный треугольник» и осторожно стал выводить лодку в точку залпа, одновременно анализируя поведение кораблей охранения, чтобы определить, обнаружены мы или нет и не меняет ли галс конвой.

В первый отсек отдана команда «1-й, 2-й, 3-й, 4-й торпедные аппараты приготовить к выстрелу». Получен доклад об их готовности. Командир ПЛ даёт команду: «Торпедные аппараты, «Товсь!» Минёр и старшина команды торпедистов в первом отсеке взялись в четыре руки за рукоятки стрельбовых баллонов, чтобы по команде «Пли» поочерёдно рвануть за них, и тогда воздух под давлением 160 атмосфер вытолкнет двухтонные торпеды из аппаратов.

На этих лодках команды командира по трансляции репетует механик. Громкоговорящая связь тогда выполнялась на радиолампах, поэтому при её включении нужно было какие-то секунды подождать, пока прогреются лампы и загорится индикатор «Готово». Но при торпедной атаке секунды, бывает, решают всё, поэтому механик заранее включил МКТУ и зажал микрофон меховой рукавицей. Над микрофоном расположены раструбы переговорных груб нос — корма. В этот напряженный момент командир обнаружил поворот кораблей охранения на другой галс, поэтому задержал команду «Пли», разбираясь в обстановке. Вдруг кок по переговорной трубе с восторгом заорал: «Центральный! Обед готов!». Перчик, которым он в этот момент сдабривал закуску, выдуло вентилятором из переговорки прямо механику в нос. Подергавшись в конвульсиях, механик громогласно чихнул.

Минёры, находившиеся к этому моменту в состоянии транса, понимая грандиозность доверия, приняли «Ап-чхи» за команду «Пли» и дружно налегли на рукоятки. Торпеды пошли на «супостата». Лодка, потеряв 8 тонн массы, рвётся вверх, механик вопит команды на удержание, но громче всех кричит командир: «Не пли, не пли!». Это глас вопиющего в пустыне — торпеды ушли. Услышав из первого отсека радостный доклад «Торпеды вышли», командир, нарушив флотский этикет центрального поста ПЛ, тихо выдал «боцманский трёхэтаж», пнул сапогом аппарат управления торпедной стрельбой и бизоном ушёл во второй отсек, в каюту.

Старпом выполняет послезалповое маневрирование и выводит лодку в точку всплытия. Из второго отсека мрачнее тучи выполз командир, поднял перископ и не механику, а прямо трюмному старшине бросил: «Продуть среднюю». Лодка всплыла в позиционное положение, командир и сигнальщик поднялись на мостик, а в лодке запустили дизель для продувания концевых цистерн главного балласта отработанными газами дизеля. Механик, хотя и хорохорится, но понимает, что вскоре командир, получив данные о сорвавшейся атаке, «воткнёт ему перо в хвост». Всплыли в крейсерское положение, и с мостика через рубочный люк командир как-то мягко бросает: «Механику на мостик». «Маслопуп», подумав — вот он, момент истины, полез наверх. Доложился. Командир протягивает ему золотой портсигар и говорит: «Закуривай». Механик мычит: «Не курю». Командир берет у боцмана пластиковый блокнот для записи «семафоров», молча передает его механику. Там коряво написано — «Командиру ПЛ. Благодарю за отлично выполненную атаку. Три торпеды прошли под крейсером! Комфлот». Вот так и воевали!

В преддверии сильного шторма все лодки, находившиеся в полигоне боевой подготовки, увели в ближайшие губы Кольского полуострова.

Нашей лодке определили точку якорной стоянки в губе Порчниха. Стали на якорь у берега, где безопасна стоянка и глубина позволяет ловить рыбу.

Механик уговорил командира запастись свежей водой из ближайшей речки. Перевозить воду предполагалось надувной лодкой в резиновых мешках для дистиллата. А воды на «дизелюшках» всегда не хватало даже на еду, да и качество становилось отвратительным после нескольких недель хранения. Ходил анекдот, что доктору одной из подводных лодок однажды дали справку об анализе воды из цистерн, где в соответствующей графе было написано: «Ваша лошадь больна диабетом».

Надули резиновую «ЛАС-3», выделили трех матросов: два на берегу набирают воду, третий возит её на борт. Работа пошла.

Увлеченные рыбалкой, а шла треска до метра длиной, палтусы и зубатка, мы не заметили, как один из матросов на берегу исчез. Выяснилось, что он ушел за сигаретами в лопарский поселок, видневшийся на берегу в конце губы. На поиски послали командира минно-торпедной боевой части — матрос-то его. Через довольно продолжительное время минёр привёл беглеца. Попытка рассказать об одиссее матроса в гости к лопарям прерывалась козлиным блеяньем и хватанием за живот. В конечном итоге выяснилось — минёра на подходе к чумам окружила свора собак, от растерзания спасла жердь, подобранная на осушке среди плавника. Посёлок как вымер, только из одного чума доносились приглушенные звуки. Откинув полог, минёр увидел матроса, который пытался стянуть малицу[2] с существа, находящегося под ним. Лицо существа отражало ужас, оно благим матом орало: «Моя жеребца». Оказалось, что это был мужик-лопарь, который от страха да из-за долгого отсутствия практики в русском языке забыл слово «мужчина», а матрос к концу пятилетнего срока службы без увольнений потерял опыт общения с дамами, лопарскими тем более, поэтому принял его за женщину, так как одеты «аборигены» одинаково — в малицы.