Зоя Кураре - Революция чувств

– Я, Татьяна Васильевна Стервозова, могу гарантировать вам, Богдан Степанович, что это произошло в первый и последний раз. Своего сотрудника Романа Безухова редакция информации берет на поруки. Я лично вам гарантирую.

У Сюсюткина сдали нервы.

– Вы что, Стервозова, издеваетесь, какие поруки?! Безухов уволен и об этом я доложу хозяину телеканала, а иначе уволят все руководство. Речь сейчас идет не о Безухове, а о том, чтобы подобное больше не происходило!

– Богдан Степанович!

– Татьяна Васильевна!!!

– Богдан Степанович, это журналисты, мы живем в демократической стране. Может сначала выговор, а то сразу уволить… Зачем увольнять профессионала, Ромка хороший журналист.

– Еще слово Татьяна Васильевна и выговор – ваш. Слышите! Демократы, это вы Артуру Лысому расскажите про демократию, он вас послушает с большим удовольствием. Лицом об капот, и вся демократия, – после этих слов Сюсюткин прошел точку невозврата, с этой сукунды подчиненные не могли вить из него веревки, а только молчать и слушать.

– Богдан Степанович, я лично прошлась по телекомпании, изъяла все агитационные материалы, провела с сотрудниками разъяснительную работу. Поговорила на проходной с охраной. Вопрос, как агитационные материалы попали на телекомпанию? Если бы Ромка не нашел провокационный пакет, скандала бы не произошло, – рассуждала Благова.

– Нужно издать приказ, досматривать на проходной все пакеты, чемоданы, кроме дамских сумочек, – осенило Богдана Степановича Сюсюткина.

– Это вызовет больший скандал, журналисты общаются между собой, в Интернете такое напишут, мол, на телекомпании «Полет» производится личный досмотр журналистов, – возмутилась Стерва.

– Да, перебор, – согласился Сюсюткин.

– Я буду несколько раз в день обходить телекомпанию, чтобы подобное не повторилось, – успокоила Благова директора.

– И еще, сообщите всем, что Ромка Безухов уволен, и так я поступлю с каждым, кто вместо работы занимается распространением политической агитации, – подытожил разговор Сюсюткин.

В кабинет директора вошла секретарша. Она несла на подносе травяной успокаивающий чай. У Богдана Степановича появилась новая чашка, которой секретарша почетно присвоила статус директорской. Чашка сияла от счастья, престижной вакансии она ожидала долгих пять месяцев. Керамическая чашка не знала, что во время избирательной кампании риск разбится настолько велик, а статус настолько непрочен, что лучше заранее не радоваться.

«Родной город» в опасности

Этот день Женька Комисар не забудет никогда. Через два часа начало эфира, начало ток-шоу «Родной город», которое она ведет. Через два часа предстоит телевизионный бой между Олегом Роговым, начальником городского оппозиционного штаба «Наша Закраина», и Артуром Лысым, начальником штаба «Партии Губерний», представителем власти. Это специальный выпуск программы. Завтра состоится второй тур голосования, а сегодня 20-го ноября 2004 года в эфире телекомпании «Полет» два политическим оппонента борются за лояльность избирателей к своему кандидату, за их голоса. Анонсы специального выпуска ток-шоу вышли в газетах. Радио не умолкает, напоминая время и главную тему эфира, ролик на телевидении идет с неприличной частотой. Зрительская аудитория обеспечена. Сегодня жители города Задорожья соберутся у голубого экрана. Александр Куликов нервничает, звонит Женьке часто.

– Да не переживай, я прочитаю сценарий, все хорошо. Приезжать не надо, я справлюсь. Я практически дома. Приведу себя в порядок, поем и поеду на телеканал. Хорошо, вызову такси, и тебя целую – на самом деле Комисар нервничала, но вида не подавала.

Она ехала в лифте к себе домой на 9 этаж и думала о любимой собаке. Пропал Вик, он такой умный, мудрый, сильный пес. Как он мог потеряться? Если Вик побежал за сучкой, что у кобелей случается, все равно он должен найти дорогу домой и вернуться ко мне, к единственному другу, к своей маме, страдала Комисар. Она украдкой вытирала слезы. Она не знала, как жить дальше, когда все против нее, а рядом нет надежного друга, защитника, преданного пса. Когда Вик потерялся, жизнь моя превратилась в ад. Все, что я любила и чем дорожила, рассыпается, как карточный домик, подумала Женька. Она должна готовиться к эфиру, а ей хочется теплоты, собачей ласки, преданности. Всего, чего Женьке Комисар не хватает в повседневной жизни. Лифт без остановок доставил ее к месту назначения, Женька ключом открыла квартиру и поняла, мир перевернулся. На полу в коридоре валялись коробки от обуви, пакеты, старый свитер мужа. Ограбили, подумала пиарщица. Первым делом она вбежала в свою комнату, новый компьютер на месте, царит привычный творческий беспорядок. Непонятно. Эпицентр разрушения ее жизни находился прямо по курсу в комнате Громова. Женька открыла шкаф, вещей нет. Картины? Остались старые этюды, книги отсутствуют. На столе лежит записка.

«Я ухожу. Ты все знаешь, у меня есть сын. Для тебя работа это главное. Я хочу семью, детей. Прости, что не сказал раньше о ребенке. Не хотел тебя поссорить с лучшей подругой. На Наташку не сердись, она не виновата. Во всем виноват только я.

И еще. Сегодня звонил мужик, он нашел собаку. Я ходил, смотрел, это не Вик. Прощай».

У Женьки подкосились ноги, затряслись губы. Она села на пол среди старых, разбросанных вещей, которые даже Громову не нужны. Комисар хотелось плакать, кричать, рыдать, рвать на голове волосы и кататься по полу. Вместо этого она молчала, и слушала, как громко стучит ее маленькое сердце, заглушая все звуки, существующие в пространстве. Слез нет, сил тоже, она не может дышать, думать, чувствовать. Сильные удары сердца учащенно травмируют мозг, нарушая кровообращение всего организма.

Сашка Громов ушел из ее жизни, ушел потому, что ему нужна семья. Совместный ужин, вечно кричащий попугай на подоконнике, сонный ребенок по утрам, который просит тебя обнять покрепче. Сашке нужны стираные носки и отутюженные рубашки. У Женьки работа, работа и еще раз работа. Она работала, как сумасшедшая потому, что нужны деньги на лечение, на зачатие ребенка, ей нужно кормить Громова и Вика. Все в прошлом. Кормить некого. Осталась одна работа.

Захотелось напиться. Жаль, что сегодня прямой эфир на телевидении. Я бы подчинилась низменному инстинкту самосохранения и напилась, подумала Комисар. Все предали, собака сбежала, муж тоже, лучшая подруга теперь не подруга, осталась работа. Работа ее никогда не предавала. Женька мужественно встала и, шатаясь, медленно пошла в ванную. Теплая вода сняла душевный спазм, она медленно смывала негатив с комиссарского хрупкого тела. Вода – мощный информационный проводник, она считывала Женькины тягостные мысли, недовольно морщилась, противно бурчала, унося в канализационные стоки негативные энергетические потоки. Тело почувствовало облегчение, душа сжалась в маленький тщедушный комочек и забилась на самое дно глубоко в подсознание, где ее никто не потревожит. Комисар нанесла шампунь на влажные волосы, тщательно массируя кожу головы, она подумала, что… Отключили горячую воду, мысли закончились. Женька громко выругалась, но продолжала смывать намыленные волосы холодной водой. Она, завернувшись в большое махровое полотенце, вышла из ванной. Комисар стучала зубами, тряслась, как малярийная больная и неожиданно заплакала, громко на всю квартиру. Зарывшись с головой в теплую постель, Женька обняла единственную подругу, старую пуховую подушку и позволила себе слабость быть просто женщиной. Время неумолимо шло. Комисар согрелась, могла здраво мыслить.