Анастасия Акайсева - Куяшский Вамперлен

— В город, где я жил до поступления в институт.

— Зачем?

— Хочу кое-что поискать в доме моей наставницы.

— Ясно. А о её связи с Бадей выяснил что-нибудь?

— Нет.

— А о Леонардо Гуччини?

— Насчёт него болотный упырь Ёся не врал. Этот тип действительно возглавляет кучу организаций по защите прав нежити.

Автобус загудел, готовясь к отправлению. У меня ещё остались вопросы, но Ямато чуть заметно кивнул на тётку, плюхнувшуюся на сиденье в соседнем ряду. Мадам бесцеремонно склонилась в нашу сторону с явным намерением поучаствовать в беседе.

Аспирант прикрыл глаза, притворяясь спящим, а я, отвернувшись к окну, стала наблюдать, как залитые тусклым оранжевым светом улицы уплывают вдаль, сменяясь вереницей тёмных деревьев вдоль дороги. За этим отупляющим занятием меня и настиг проказник-Морфей.

Три с половиной часа в пути пролетели незаметно. Я даже вздремнуть толком не успела, когда Ямато растолкал меня и выволок в промозглую слякоть октябрьской ночи. Казалось бы, от холода мне полагалось взбодриться, но, единожды завладев моим телом и разумом, настырный Морфей не желал отступать. Сначала лженаречённый ещё пытался заставить меня переставлять ноги самостоятельно, но очень быстро сдался и позволил забраться к нему на спину. Не знаю, как мне удалось уснуть в таком положении, но факт остаётся фактом: в себя я пришла от ощущения падения.

Прежде, чем я успела понять, куда и зачем лечу, под спиной возникло что-то мягкое. "Кровать" — констатировала я, осторожно приоткрыв глаз.

— Не разлёживайся особо, я снял комнату на час.

— А? Что?

— Я в душ, — не стал утруждаться разъяснениями лженаречённый.

Я обвела взглядом опустевшую комнату: судя по обстановке — гостиничный номер. Но разве мы не собирались остановиться у родителей Ямато? Зачем он привёл меня сюда? Неужели для того, чтобы…

Неожиданная догадка стала для меня таким потрясением, что на пару минут я потеряла способность двигаться, а едва оцепенение спало, вскочила с кровати и, впившись пальцами в волосы, принялась лихорадочно нарезать круги по комнате. Не то, чтобы Ямато мне не нравился, но к такому стремительному развитию отношений я готова не была. Если уж лженаречённый и впрямь меня любит, то сначала должен признаться, затем предложить встречаться, потом дождаться, пока я разрешу себя поцеловать… Хотя, он уже меня поцеловал, причём безо всякого разрешения… И официально мы уже два месяца как помолвлены… Выходит, то, что он хочет сделать, это нормально? Нет! Я просто не могу на такое согласиться! Настоящая женщина должна от рождения и до гроба хранить верность своему мужу: и когда его ещё нет, и когда его уже нет. Ну ладно, в исключительных случаях допустимо пожертвовать собой, как Сонечка Мармеладова, но просто так, развлечения ради — ни за что на свете!

Звук падающей воды оборвался внезапно. В панике я галопом проскакала к кровати и, водрузив на баррикаду из подушек стул, выставила его ножками вперёд на манер пулемёта. Я была настроена биться за свою честь, как белорусский партизан за Родину, но вся моя решимость канула в лету, когда одетый лишь в джинсы лженаречённый вышел из ванной, растирая полотенцем мокрые волосы.

Он посмотрел на меня… и я растаяла, как восковая свеча.

— Собирайся, мы уходим.

— А? — Голос мой почему-то прозвучал разочарованно.

— Стрелковый батальон повержен. — Аспирант засветил мне в лицо полотенцем. — Всем выжившим срочно покинуть окопы.

Я возмущённо фыркнула и скомкала мокрую тряпку, готовясь к ответной атаке, да так и замерла с возведённой для броска рукой.

— Что с тобой? — Я изумлённо указала пальцем на волосы лженаречённого, сливавшиеся теперь по тону с чёрной водолазкой, которую он успел натянуть.

— Это мой натуральный цвет. Смотрится странно?

— Нет, но…необычно. Теперь ты действительно похож на японца. Раньше не так в глаза бросалось.

— Знаю. Потому и крашусь.

— Тогда зачем сейчас… обратно?..

— Мой старик считает, что красить волосы — прерогатива женщин и лиц нетрадиционной ориентации. Не хочу, чтобы он взбесился ещё и из-за этого.

— Ещё и? — настороженно переспросила я.

— Мы не очень хорошо ладим.

— Тогда, может быть, мне лучше здесь остаться? Вдруг он разозлится, что ты постороннего человека привёл.

— Наоборот — при тебе он будет вести себя сдержаннее. Правда, придётся, наверное, нам… Хм-м… — Лженаречённый призадумался, а затем, кивнув чему-то ведомому лишь ему, с ногами забрался на кровать и решительно придвинулся ко мне. Не готовая к такому повороту, я снова ударилась в панику. Слишком близко! Моё бедное сердце сейчас…

Сидя на коленях, Ямато положил ладони перед собой и опустил голову так низко, что практически уткнулся носом в кровать.

— Запомни, это догэдза.

Догэдза оказалась несложным, но зато весьма практичным церемониальным поклоном. Она не только давала возможность продемонстрировать кому-то высшую степень почтения, но и позволяла незаметно вздремнуть, пока этот кто-то на тебя орёт. Впрочем, уснуть под аккомпанемент раскатистого баса отца Ямато мог разве что глухой. Я же, подобным недугом не страдавшая, тряслась как осиновый лист и мечтала поскорее убраться из дома лженаречённого. А ведь как хорошо всё начиналось…

Дом родителей Ямато, как я и предполагала, был выстроен в японском стиле: невысокие стены, огромные окна, массивная крыша. А вот сами родственники оказались весьма далеки от образов, созданных моим воображением. Мачеха аспиранта, белокурая женщина по имени Ольга, своей красотой напомнила мне Дину Беляну. Она чуть не расплакалась от счастья при виде пасынка, и всё же расплакалась, когда тот представил меня, как свою невесту. Отец лжевозлюбленного тоже сперва показался мне довольно милым. Невысокий и плосколицый, он не имел ничего общего с сыном, но было в нём что-то неуловимо трогательное. Увы, в отличие от жены, возвращению отпрыска он не обрадовался, напротив, сделал такое лицо, будто пытался разжевать лимон. А потом он заговорил… Японскую речь я слышала лишь однажды, когда смотрела исторический фильм про самураев с субтитрами, но даже боевые кличи бравых воинов звучали не так устрашающе, как голос этого безобидного на первый взгляд человека. Ямато невозмутимо ответил ему, тоже на японском, и мужчина, побагровев от злости, начал звучно глотать ртом воздух. Со стороны казалось, будто он подавился невидимым лимоном, который пытался разжевать до этого.

Лжесвёкор выплюнул ещё какую-то короткую фразу, и Ольга, опустив голову, покинула комнату. Как только она задвинула за собой створку двери, Ямато подал мне ранее оговоренный знак, и мы синхронно рухнули на пол.

Словесная экзекуция продолжалась около часа. Благодаря тому, что отчитывали нас на японском, самооценка моя практически не пострадала, чего нельзя было сказать о теле: ломоту терпеть становилось всё труднее.