Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в кровать на год

Водитель автобуса — пьет за рулем.

Секретарша — стоит ли выходить замуж за нелюбимого? (Нет! Нет! Нет!)

Пекарь — плюет в тесто. (Узнай, где именно он работает.)

Четырнадцатилетняя школьница — забеременеет ли она, если после секса примет душ? (Да.)

Женатая пара, обоим сильно за шестьдесят. У жены рак матки. Не согласишься ли ты ввести им обоим смертельную дозу инсулина? (Дорогая Ева, прошу, не соглашайся, это уже слишком, с любовью, Алекс.)

Тринадцатилетняя школьница — подвергается сексуальному, физическому и эмоциональному насилию в семье. (Телефон доверия 0800 11 11. Полиция.)

Мусульманка — ненавидит паранджу. Чувствует, что в ней «задыхается».

Стенографистка — замужем за А, по-прежнему любит Б, но завела интрижку с В.

Неудавшийся финансист, бывший растафарианец, борющийся с трудностями художник, плененный прикованной к кровати женщиной чуть постарше. Хочет делить с ней постель и водить ее на прогулки по полям (Проблема срочная, предлагаю дать аудиенцию этому несчастному как можно скорее.)

Ева улыбнулась, читая последнюю строку, но замерла, услышав вопли Сэнди Лейк:

— Я вернулась! Я здесь! Я умру за тебя, ангел Ева! Я никогда тебя не оставлю! Им нас не разлучить! Ты — моя вторая половинка!

Ева всерьез желала Сэнди Лейк смерти. Необязательно, чтобы та умирала в мучениях, достаточно мирной кончины во сне. Еве хотелось сказать кому-то, что Сэнди Лейк ее пугает, но одновременно не хотелось показаться слабой.

Когда Александр вернулся с тарелкой бутербродов, Ева схватила один, жадно откусила и тут же выплюнула.

— Я просила хлеб с сыром или хлеб с джемом, а тут все одновременно! Кто же ест сыр с джемом в одном бутерброде? — закричала она.

— Возможно, эксцентричные люди? — спокойно предположил Александр. — Кто-то, не способный или не желающий встать с постели? Кого осаждают такие же эксцентрики?

Ева вытащила из бутербродов ломтики сыра и набросилась на хлеб с джемом. Она не остановилась, пока тарелка не опустела. Потом облизала испачканные джемом пальцы.

Александр не сводил с нее взгляда.

— Поеду за детьми в школу, а оттуда к себе домой. Я зашел попрощаться, — сказал он.

— Такое впечатление, будто ты прощаешься навсегда, — заметила Ева.

— Я так больше не могу, Ева. Я словно забочусь о капризном, неблагодарном чаде. — Александр наклонился и поцеловал ее в щеку.

Ева повернулась к нему спиной. Она слышала, как он выходит из комнаты, как открывается и закрывается входная дверь, как кричит и свистит толпа, пока Александр идет мимо, как заводится двигатель, как ускоряется машина, завернув за угол… А дальше — тишина.

Ева осталась одна.

И поняла, что уже тоскует по Александру.

Сараи Брайана оказались переполнены вещами Титании. Он запретил любовнице приносить что-либо еще из дома, где она раньше жила с мужем, но Титания то и дело вспоминала о чем-то жизненно насущном: осенний гардероб; зимний гардероб; привезенная из Флориды уэльская прялка; постмодернистские часы с кукушкой из магазина «Обитель»; викторианский шезлонг, приобретенный у наивного с виду старьевщика за пятьдесят фунтов (впоследствии, правда, выяснилось, что шезлонг весь изъеден жучком, и в итоге реставрация обошлась в пятьсот фунтов плюс НДС).

Брайан протискивался между барахлом Титании в дополнительном сарае, который они называли «кухонькой». Титания сердито подняла взгляд от книги «Адроны и кварк-глюонная плазма». Она только что оставила на полях пометку: «Проф. Яги не согласен. См. его статью в „Журнале о космологии и космических частицах“ № 865 (2/2010)».

— Брайан, ты причитаешь, как сельская кумушка. Знаю, неудобно, что мои вещи хранятся здесь, но я же не могу перевезти их в дом, верно? В твоем доме теперь он обитает.

Брайан парировал, пытаясь говорить вразумительно:

— Тит, признаю, я действительно немного сержусь, что вынужден делить жизненное пространство с ворохом накопленного тобой за многие годы хлама, но разве я хоть разок пожаловался? Нет. Буду ли я рад, если мусор исчезнет? Да.

— Прошу тебя! Если ты еще хоть разок задашь вопрос и сам же на него ответишь, разозлюсь ли я и ударю ли тебя? Тысячу раз да!

Любовники угрюмо замолчали. Каждый понимал, что если сейчас выдаст пару убойных словечек, то исход будет напоминать вылазку из относительно безопасного грязного окопа на Ипре прямиком на поле битвы при Пашендейле.

В напряженной тишине Титания оценила их отношения заново. Интрижка была временами довольно головокружительной. Да и какой еще мужчина поймет и посочувствует, если она пожалуется на непослушные частицы, которые отказываются подстраиваться под ее теории?

Брайан ударился ногой об уэльскую прялку и закричал:

— Гребаная рухлядь! — После чего с силой пнул памятник старины.

Он не знал, что прялка для Титании символизировала пасторальную жизнь на пенсии. Она мечтала когда-нибудь завести курочек и доброго пса с черным пятном на глазу. Они ходили бы с собакой в деревенский магазин за журналами «Наука» и «Небо и телескопы». Она бы покупала на кооперативной овцеводческой ферме шерсть, пряла ее и вязала Брайану свитер с выбранным им рисунком. Титания не умела шить и вязать, но готова была посетить несколько уроков — в конце концов, это же не квантовая физика. К тому же холмы Уэльса дают прекрасный обзор неба.

А в обсерватории Повиса, где установлен 24-дюймовый зеркальный телескоп, есть небольшой пост космической безопасности. Брайан и Титания подружатся с тамошними учеными, и Брайан сможет давать им советы и консультировать. Он известный и очень авторитетный астроном. А школьных экскурсий пенсионеру можно с легкостью избежать.

Титания увидела, что прялка катится на нее, грохоча всеми деревянными деталями, и взвизгнула, словно к ней приближалась самовонаводящаяся ракета.

— Давай, давай! Почему бы не разломать все мои прекрасные вещи! Ты просто хулиган!

— Нечего было заводить драчливую мебель, женщина! — завопил в ответ Брайан.

— Неудивительно, что Ева спятила и выкинула всю мебель. Это ты ее довел!

К удивлению любовницы, Брайан протиснулся к шезлонгу, снял с него пару коробок, лег и принялся всхлипывать.

Титанию ошеломила столь быстрая победа, и она не преминула воспользоваться моментом:

— Прости, Брайан, но я не могу дальше так жить. Я хочу обустроиться в доме с предназначенными для жилья комнатами. Генри Торо, возможно, и был счастлив в лесной хижине — флаг ему в руки и барабан на шею, — но я хочу поселиться в цивилизованном доме. В твоем доме.