Алексей Котов - Рыцари и сеньоры (сборник)

В долине близ городишка Пуатье звенели мечи. Густой столб пыли над сотнями сражающихся рыцарей говорил о том, что битва приближалась к своей кульминационной точке.

Его Величество Анри IV Отчаянный сидел за походным столиком и кушал курочку. Рядом толпились придворные.

— Ну, что там сейчас, а?.. — ни к кому не обращаясь, спросил король.

— Враг на грани поражения, Ваше Величество! — бойко отрапортовал герцог Брауншвейский. — Ваши доблестные рыцари готовы умереть за победу.

Его Величество потребовали подзорную трубу.

«Проверим, — решил король, — а то знаем мы эти придворные доклады…»

Не отрываясь от курочки Его Величество, заглянули в заботливо подставленную трубу. В размытом кружочке окуляра метались люди в покрытых пылью латах. Кони топтали сломанные штандарты. Копья чертили воздух замысловатыми кривыми…

Кончиком замасленного пальца Анри IV перевел трубу на соседний холм. Там рядом с шатром стояла ослепительно красивая женщина. Она выслушивала адъютантов на взмыленных лошадях и отдавала приказания.

«Честное слово, баба! — удивился Анри IV. — А король ихний где, а?!..»

Его Величество пошарили трубой по вершине холма. Короля противника не было видно.

«Стало быть, женщины нынче воюют — многозначительно хмыкнул король. — Вот возьму сегодня ее в плен и что делать-то с ней буду? Хотя, красивая она, конечно…»

Ваше Величество впился зубами в куриную ножку. Закончив обед, король снова потребовал подзорную трубу.

Женщина на холме ругала толпу рыцарей в пышных плюмажах. Те стояли опустив головы. Кое-кто виновато ковырял сапогом землю. Королева махнула рукой и мимо стройными рядами промаршировали ряды копьеносцев.

«Бойкая бабенка, — улыбаясь, подумал Анри. — Нужно будет ручку ей поцеловать… После того, как в плен ее возьму. Этикет все-таки. И это… На ужин не забыть пригласить, конечно…»

Воображение услужливо нарисовало королю откровенно интимную обстановку в одной из походных палаток. В центре стояла кровать со взбитой периной. Стол с вином и фруктами маячил где-то на заднем плане.

— Ваше Величество, может быть, пустить в бой резервы? — вкрадчиво спросил герцог Брауншвейский.

Король досадливо отмахнулся, не отрывая взгляда от красавицы… Рядом с королевой рухнула лошадь с ординарцем. Женщина нагнулась и помогла встать юноше в помятых доспехах. Тот что-то жарко говорил, показывая рукой на место сражения. Королева кивнула и поцеловала юношу в лоб. Юнец подпрыгнул от радости и, вырвав повод лошади у охранника королевы, умчался прочь.

«А ведь умеет с людьми работать, — заметил про себя Анри. — Молодец!..»

Интимная обстановка, воображаемая королем, немного изменилась, то есть стены покоев украсили карты боевых действий, а кровать с периной незаметно отодвинулась в угол.

Красавица-королева неистовствовала. То тут, то там появлялись новые отряды всадников. Выслушав речь королевы, отряды уходили в бой. Лязг мечей стал заметно ближе…

«Ишь, как раскомандовалась!» — снисходительно улыбнулся Анри.

Обстановка будущего свидания помимо воли короля перетерпела новые кардинальные изменения: кровать спряталась за пышным альковом, а за столом появились несколько важных генералов. Генералы разбирали ход выигранного Анри IV сражения и делали пленнице комплименты.

«Нельзя с дамой без комплиментов, — решил король. — Не культурно…»

— Ваше Величество… — начал было взволнованно герцог Брауншвейский.

— Все резервы в бой! — не отрываясь от трубы, рявкнул Анри. — Обойти врага слева!

— Мы не можем… Нас самих с этой строны обошли.

— Тогда справа!

— Справа мы разбиты, Ваше Величество!

«Женюсь! — подумал Анри, любуясь прекрасным лицом королевы-воительницы. — Честное благородное слово, женюсь!!..»

Мимо, в тыл, проскакала гвардия короля.

— Куда, идиоты?! — заорал Анри.

Гвардия прибавила ходу, лошади по-собачьи поджали хвосты. Анри зарычал от бешенства и выхватил меч. Прямо на него вперемежку с собственными солдатами скакали чужие рыцари.

— Стоять! — рявкнул Анри. — Всех повешу!..

Удар по голове погрузил Его Величество в глубокий, немножко голубой, как недавние мечты, сон…

…Очнулся король в низком, сводчатом подвале. Он ощупал гудящую голову и осмотрелся. Возле зарешетчатого окошка сидел мужчина в рваном камзоле с расцарапанным лицом и сдвинутой набекрень короне.

— Тоже король? — хрипло спросил Анри.

— Король, — мужчина кивнул на потолок. — Муж я ее… Луи Второй.

— Кого? — удивился Анри.

— Как будто не знаешь!..

Анри вспомнил вдрызг проигранное сражение и королеву-воительницу.

— А тут чего сидишь?

— Недавно, брат, она меня со своей фрейлиной застукала. Представляешь?!..

Дверь заскрипела и в каморку втолкнули толстяка в горностаевой мантии. Он тут же набросился на дверь и принялся колотить ее ногами.

— Вы не имеете права! — кричал толстяк. — Я — император!..

— Пополнение прибыло, — съязвил Анри. — Привет, Юлий Цезарь.

Через полчаса Луи Второго вызвали на аудиенцию к королеве.

— Ты вот что… — Анри потрепал коллегу-короля по плечу и показал ему кулак. — Понял, да? Извинись перед женой хорошенько. И, в общем, без победы не возвращайся.

— Точно, — подтвердил толстяк-император. — Я за чужие грехи тут париться не хочу!

Луи Второй вздохнул и быстро вышел.

Анри и экс-император легли на нары и уставились на потолок. Вскоре сверху донеся возмущенный женский крик. Женщине никто не возражал.

— Молодец, Луи, — шепнул Анри соседу, — терпит, братан. Я так думаю, что если деваться некуда, то мы, короли, все-таки непобедимы.

— Так это когда некуда, — грустно возразил толстяк. — А вот если человек, к примеру, император?

— Если император, так не выпендривайся! — убеждено сказал Анри.

Мужчины замолчали и с надеждой уставились на запертую дверь…

ПОНЕДЕЛЬНИК. Сегодня мы с Хозяином прибыли в лагерь под Ла-Рошелью. В лагере двести палаток и шестьсот жеребцов не считая рыцарей…

ВТОРНИК. Хозяин, отмечал встречу с друзьями. Напились до чертей. Дальше, кажется, пили вместе с чертями. Иначе просто нечем объяснить, куда пропали четыре бочки вина…

СРЕДА. Я сегодня весь день работал, а Хозяин в это время похмелялся с друзьями. Одним словом — средние века!.. Так что ни о каком равноправии не может быть и речи. Кстати, по-моему, молчание при тоталитаризме всегда выразительнее любых слов при демократии.