Михаил Крюков - Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

– Есть.

– Да, – остановил меня у двери Синявин. – Ты учись у него не всему и не слишком рьяно. Иди.

В поисках указанного кабинета я бродил по второму этажу, но кабинет под номером 28А обнаружен не был. Кабинет N 28 был, и за его дверью раздавались голоса. Но «моего» кабинета не было. У вышедшей из туалета уборщицы со шваброй я поинтересовался местонахождением необходимого мне помещения:

– Так это в подвале, – проворковала пожилая женщина, указывая орудием своего труда вниз. – За дежуркой направо вниз, первый кабинет налево. Там на двери табличка.

«Странно», – удивился я такому расположению кабинетов и последовал по курсу, указанному уборщицей. На обитой дерматином старой двери неровно висела табличка «Старший оперуполномоченный УР Соколов Н.М.». Ниже висел лист бумаги, на котором кривым почерком было написано: «Никишов, ростовщик, можешь не заходить – долг отдам только с зарплаты и без процентов. Учти: стреляю без предупреждения».

Я тихо постучался, и не дождавшись ответа, вошёл в дверь. Передо мной открылась картина из какогото патриотического фильма времён СССР о становлении Советской милиции в каком-то небольшом городишке, где днём закон в руках власти, ночью в лапах контры. Стены обшарпаны, под самым потолком небольшое зарешеченное окошко, два маленьких стола, сейф и старый, изъеденный каким-то насекомым диван. Глаз мог порадовать лишь пожелтевший от времени висевший на стене календарь олимпийского 1980 года с изображением символа того спортивного мероприятия, которому какой-то остряк подрисовал погоны старшего сержанта. За столом сидел небольшого роста пожилой (для оперативной работы) мужик в джинсах и лёгком сером свитере, с морщинистым лицом и усталыми глазами, желтизна белков которых мне, как родственнику медика, говорила о сложном положении его печени.

– Разрешите? Как я могу видеть Соколова? – спросил я, хотя уже понял, что это именно он.

– Это я, – не отрываясь от заточки карандаша, тихо проговорил опер.

– Младший лейтенант милиции Селиверстов прибыл для…, – начал я громко, чётко докладывать своему наставнику изъеденную фразу.

– Тише, тише! Ты чего раскричался, – поумерил мой пыл Соколов. – Тебя как зовут, парубок?

– Александр… Александр Селиверстов.

– Значит, Саша, – констатировал старый опер и достал из-под стола наполовину наполненный водкой стакан. – Пей.

– Я на службе не пью, – ответил я, подумав: «Не прокатит ваша проверочка, товарищ старший оперуполномоченный».

– Свободен, – спокойно сказал мне Соколов и указал на дверь. – Не получится у нас работать вместе. Я Синявину скажу, чтобы закрепил тебя за другим наставником. Иди отсюда!

В кабинете установилась гробовая тишина. Из небольшого окошка доносились звуки вокзала, голоса диспетчеров и гудки локомотивов. Наставник углубился в процесс заточки канцелярского предмета. Ошарашенный таким подходом к службе и встрече молодого пополнения, я несколько секунд поколебавшись, схватил стакан и в несколько глотков осушил до дна.

– Занюхай, – протянул мне засохший пряник опер. – Молодец. А теперь включи свои уши. Звать можешь меня просто Макарыч. Если хочешь стать классным опером, то слушай меня, делай только то, что я говорю, и не проявляй инициативу до тех пор, пока я не дам тебе на это добро. Уяснил, Шурик? И ещё: пить только со мной и когда я разрешу. На меня это правило не распространяется.

– Так точно!

– Да брось ты свой курсантский лексикон, – скривил недовольное лицо Макарыч. – Вот твой стол. Стул где-нибудь на вокзале спи@дишь, а всякую канцелярскую лабуду возьмёшь в секретариате. Ладно, я на территорию, а ты осваивайся.

Когда Соколов ушёл, я оглядел каморку и решил придать ей более приглядный вид. Вооружившись у уже знакомой уборщицы тряпками, щётками и порошком, я приступил к наведению порядка в теперь уже и в моем кабинете. После часовой уборки дышать стало легче, а по полу заиграл солнечный зайчик, который впервые за многие годы посетил сей неизведанный уголок.

Пришедший вскоре с территории Макарыч молча осмотрел кабинет и сел за свой стол. Из внутреннего кармана пиджака он достал чекушку и прямо из горла ополовинил её. Затем опять же из-под стола достал старую печатную машинку, и что=то бубня себе под нос, начал варганить какой-то документ. Из доносившихся обрывков фраз я сделал вывод, что наставник пишет рапорт о задержании. Закончив «литературное творчество», он расписался в документе, прикончил остатки водки и взял в руки трубку телефона:

– Алло, товарищ подполковник, – флегматично начал вещать доклад Макарыч, – Вчерашняя кража чемодана раскрыта, злодей в кутузке. Пусть присылают следака.

После этого, оглядев кабинет уже нетрезвым глазом и проведя пальцем по подоконнику, Соколов произнёс:

– Молодец, Шурик! Чистота – залог моего пошатнувшегося здоровья. На сегодня свободен, а завтра с девяти часов начнёшь познавать доселе неизвестный для тебя сумасшедший мир оперативной работы. Бывай, – протянул он мне свою клешню.

На следующий день понеслось и завертелось. Всё началось с ознакомления с территории, а это весь вокзал с перронами и прилегающие к нему территории с техническими и хозяйственными сооружениями. Затем Макарыч познакомил меня с, по его мнению, нужными людьми, без участия которых вокзал бы утонул в дерьме преступности: продавщицами магазинов и всевозможных ларьков, директорами вокзальных кафе и баров, кассирами (продажа билетов), грузчиками-носильщиками, таксистами и т.д и т.п. Через пару дней свою территорию я знал как «Отче наш». Параллельно наставник представлял меня своей агентуре, чем, честно говоря, вводил меня в недоумение. Из курса ОРД [107] ОРД – оперативно-розыскная деятельность. я знал, что агент (осведомитель) – это личное, как зубная щётка или курительная трубка. Некоторые «стукачи» Макарыча шли на контакт со мной охотно, другие с неохотой, а третьи категорически отказывались сотрудничать.

– А сегодня, Шурик, я начну потихоньку знакомить тебя ещё с одним контингентом людишек, которые могут быть тебе весьма полезны как по службе, так и по личным делам. Это проводницы, бригадиры поездов и ДВРы. [108] ДВР – директор вагона-ресторана. Это Клондайк информации.

Целый день мы пропадали с наставником на перронах, знакомясь с людишками Макарыча. Особенно было приятно знакомиться с молоденькими проводницами и ДВРами, которые угощали «дорогих гостей» изысками дорожной кухни. При этом старый опер, представляя меня новым знакомым, пропускал по рюмочке коньячка, а мне просил подать томатный сок или кефир.

В пятницу Соколов, захватив в буфете пару бутылок водки и консервы, потащил меня за собой. На мой вопрос: