Михаил Крюков - Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

– Кого предупреждать? Вас? Матросов? Может, ещё и американцам сообщим, куда идём? Механик, вы офицер, вы командир электромеханической боевой части, вы ответственны за готовность корабля к выполнению всех! Я повторяю: всех поставленных задач! Даю вам ещё шесть часов! Все ясно?

Механик, с каменным лицом выслушавший монолог ЗКД, кивнул головой.

– Так точно, товарищ капитан 1 ранга! Разрешите вопрос?

ЗКД обтёр лоб ладонью, брезгливо стряхнув пот на палубу.

– Разрешаю!

– Мы долго ещё на юг будем двигаться?

Каперанг, уже стравивший весь негатив и раздражение и превратившийся в более или менее нормального человека, вздохнул.

– С неделю точно… Что, всё так плохо, мех?

И тут подал голос молчавший до этого командир.

– А что хорошего? Турбинист молодой, да и вдобавок прикомандированный, техники ещё позавчера матросами были, а самих матросов отовсюду собирали до последнего дня. Один старшина команды опытный, но его на два отсека физически не хватает… Да и корабль загнанный в дупло… Да вы и сами в курсе…

Каперанг, слушая командира, механически покачивал головой.

– Да, всё так! И сам знаю… Если не запустите холодилку, неделька такая будет… Как в молодости…

Потом повернулся к флагманскому.

– Анатольич! Все силы БЧ-5 в корму! Постарайтесь… пожалуйста…

Прошло два дня. За это время холодильная машина 8-го отсека три раза выходила на рабочий режим, но через пару часов переставала держать давление и валилась. За бортом к этому времени потеплело, как в Сочи в начале сезона. К этому времени самыми прохладными местами на корабле стали ракетные отсеки, где климат поддерживался собственными локальными холодилками, первый торпедный отсек, в котором всегда было традиционно холодно, и десятый, где греть воздух было попросту нечем. Слава богу, холодильные машины провизионок работали без сбоев, и продовольствие портиться не начало. В остальном корабль был уже не предбанником, а сауной в процессе разогрева. Особенно тяжко приходилось на пультах и боевых постах 3-го отсека, где масса приборов и ламп без охлаждения нагревали воздух внутри выгородок чуть ли не до пятидесяти градусов. А при включении вентилятора на пульте ГЭУ из ветразеля начинал дуть влажный горячий воздух, хотя и забирался он из трюма. Вообще третьему отсеку, в котором было сконцентрировано все управление кораблём, приходилось несладко. С ним мог сравниться только 5-бис отсек, в котором готовили пищу и спали. И там и там стояла температура воздуха как в хороший летний день на пляже. ЗКД, наконец окончательно осознавший масштабы бедствия, неожиданно проявил глубочайшую человечность и разрешил нести вахту в трусах, являясь одетыми только на развод. Когда по палубам замелькали голые мужские тела в нежно голубых разовых трусах, корабль ещё больше стал напоминать общественную баню. Начались обмороки, и наш эскулап носился по отсекам, «оживляя» народ всеми доступными ему средствами и рекомендуя всем побольше пить. Вся турбогруппа просто жила в 8-ом отсеке, а флагманский, механик и комдив выбирались оттуда только на вахту. Мы же между вахтами бегали в 9-й отсек, чтобы ополоснуться в трюме забортной водой, которая хоть и немного освежала, но была все же очень тёплой. Матросы между вахтами старались спрятаться от жары в трюмах ракетных отсеков, куда их до этого особо и не пускали, а офицеры и мичмана тоже разбредались по кормовым отсекам, ища место попрохладнее. Лично я по старой памяти три ночи спал на нижней палубе десятого отсека на ватниках, уступая ватник лишь своему сменщику с пульта ГЭУ.

На третий день этого кошмара по корабельной трансляции прошла странная команда.

– Внимание всему личному составу!!! У кого есть пятикопеечная советская монета, срочно прибыть с ней в 8-ой отсек!!! Это очень важно!!! Повторяю!!! У кого есть пятикопеечная советская монета, срочно прибыть с ней в 8-ой отсек!!!

Вещал сам командир, и это подействовало. Хотя страна и развалилась уже несколько лет назад, на удивление одна такая монета отыскалась у какого-то матроса. Он примчался в 8-ой, зажав её в руке, и после чего буквально через пару часов произошло чудо. Жара начала спадать. Медленно, но неуклонно. Из отсечных вентиляторов подул вполне прохладный воздух, а доктор констатировал уменьшение полуобморочных обращений к нему. Холодилка 8-го наконец вышла в рабочий режим и работала так, как и должна была с самого начала.

Корабль остывал около суток. Уже часов через шесть ЗКД приказал экипажу одеться и больше не рассекать по кораблю в трусах с торчащими из заднего кармана сигаретами. Замполит переселился из торпедного отсека в свою каюту и у него, впрочем, как и у всего экипажа проснулся зверский аппетит, на несколько дней задавленный нашими «военно-морскими тропиками». Мало-помалу жизнь вошла в привычную колею, и уже через неделю об этих днях вспоминали только в курилке и только со смехом. Я тоже смеялся, но только не над этим. После первых двух своих походов я уяснил, что трёхмесячное заточение в прочном корпусе очень негативно влияет на мой внешний вид. Живот вырастал просто неприлично огромный. Поэтому уже в более зрелом возрасте я старался придерживаться если не жёсткой диеты, то хотя бы какого-нибудь разумного ограничения количества поедаемой пищи, и ежедневно занимался минут по тридцать-сорок спортом. А поэтому вёл строгий учёт веса, каждые три дня взвешиваясь у доктора в изоляторе и ведя график колебания своих килограммов на стенке в каюте. Так вот, за эти несколько «тропических» дней, во время которых я, естественно, спортом не занимался, да и на пищу практически не налегал, у меня «вылилось» из организма 5,5 килограммов веса вместе с потом, мочой и нервами. А вообще, всё закончилось по-флотски бодро и без замечаний. По приказу ЗКД ситуация с холодильной машиной 8-го отсека с самого начала не нашла отражения в вахтенных журналах, и по всем отчётным документам холодилка завелась как по инструкции «от ключа».

Только потом, наверное, недели через две после того, как мы вернулись из похода, на одном из построений на пирсе старшина команды турбинистов, старший мичман, ходивший в море ещё тогда, когда я писался в штаны, подошёл к нам и протянул руку. На огромной ладони лежал простой медный советский пятак с аккуратно пробитой посередине микроскопической дырочкой.

– Вот… дроссель самопальный пятикопеечный… бля… А сказали бы заранее, что в тёплые края идём, может, и не было бы этого геморроя… Холодилка-то вся убитая была. Я перед автономкой всех предупреждал, что в ПЭЖе не заработает, полностью перебирать надо… А мне всё лапшу на уши вешали, не идём на юг, не идём… Эх…

И, шлёпнув почему-то мне на ладонь этот пятак, старшина повернулся и встал в строй…