Елена Соковенина - Шел трамвай десятый номер…

– А может, купить ей билет на экскурсионный автобус? Я тут недавно видела интересное объявление на двери турбюро – загородная поездка на автобусе, с обедом на открытом воздухе, приятное общение для одиноких сердец и всё такое…

– Я вас уверяю, это будет пустая трата наших денег, – скептически кривится Безработный. – Все одинокие сердца в этой поездке найдут себе пару – все, кроме нашей Мадам. Она же не ходит лёгкими путями! Она непременно воспылает страстью к водителю автобуса – женатому усачу с пятью детишками, или к экскурсоводше, которая счастлива в браке с каким-нибудь служителем почтового отделения…

– Или к какому-нибудь случайному грибнику, которому не повезёт попасться на глаза Мадам во время экскурсионного обеда в лесу! – с готовностью развивает сюжет Фотограф. – Так и вижу, как она бежит за ним, ломая кусты, и кричит: «Вы – моя судьба! Идите же ко мне!»

Вагон оглашается дружным хохотом.

– Однако, – отсмеявшись, молвит Старикашка, – мы так ничего и не придумали!

– А что, если… – начинает Бабуля, однако Кондуктор ее прерывает:

– Тс-с-с! Мадам на остановке!

Трамвай останавливается, и Мадам взбирается на ступеньку. Заговорщики старательно делают вид, что более всего их интересуют виды за окном.

– А чего это вы такие все тихие сегодня? – удивленно спрашивает Мадам.

– А мы решили продать вас в сексуальное рабство! – светским тоном отвечает школьник.

– Господа пассажиры, трамвай дальше не пойдёт, – уведомляет из своей кабины Водитель. – На путях ремонт. Трамвайно-троллейбусное управления приносит вам извинения.

– А деньги, деньги?! – подскакивает Безработный. – Деньги, зря потраченные за проезд, это ваше управление тоже нам приносит?

– К сожалению, Трамвайно-троллейбусное управление не приносит денег пассажирам, – вежливо говорит Водитель.

Начинается ругань. Безработный требует у Кондуктора, чтобы тот вернул деньги. Кондуктор говорит, что касса денег не возвращает, и ретируется в кабину Водителя. Безработный пытается взять кабину штурмом.

– Носить загрязненную одежду, петь и играть на музыкальных инструментах, мешать другим пассажирам и отвлекать водителя разговорами запрещено! – кричит Кондуктор по ту сторону баррикады. – Слышите? Будете шуметь – выведу!

– Трамвай дальше не пойдет! – поддакивает ему Водитель. – До водворения порядка трамвай дальше не пойдёт!

– Да ведь он и так дальше не идёт, – напоминаете коллеге Кондуктор.

– Ой, я забыл!

– Они там что, предупредить не могли? – возмущается Бабуля, поднимаясь с сиденья и дергая за локоть Школьника. Он как раз наклонился завязать шнурок.

Школьник падает.

– Ну, что за бестолочь, вы только посмотрите! – всплескивает руками Бабуля. – Что уставились? Здесь вам не цирк!

При слове «цирк» все оставляют ребенка в покое и дружно смотрят на то место, где обычно сидит Мадам.

– Вот интересно, – негромко произносит Фотограф, – где она сейчас? Мы не видели ее уже три дня…

– Остановка «Пальмовая улица», – произносит голос Водителя. – Пассажиров просят покинуть вагон. Трамвай отправляется в депо!

И трамвай номер десять уезжает, оставив пассажиров стоять на совершенно пустой улице. Ни одной пальмы в поле видимости не наблюдается. Наблюдаются сосны, ели, березы и осины – и никаких признаков цивилизации. Если не считать таблички «Остановка трамвая».

– Придется идти пешком, – говорит Фотограф.

– Злорадствуете? – фыркает Бабуля.

– Что вы! Констатирую факт.

– Никуда я пешком не пойду, – говорит Безработный. – Я не собираюсь поддаваться на провокации правительства!

– Но что же вы будете делать? – интересуется Бабуля.

– Забастовку! Митинг! Или демонстрацию? – Безработный скребет неряшливую щетину. – Я еще не решил.

– Может быть, по очереди? – предлагает Бабуля. – Сначала забастовку. Потом митинг. А потом…

– …демонстрацию! – подхватывает Фотограф. – Что вы собираетесь демонстрировать, если не секрет?

– Как, в смысле, что! Вы что, не понимаете? Неравнодушие! Давно пора показать: нам не все равно!

– А, – кивает Бабуля. – Хорошее дело. Ну, мы пошли.

И они уходят с Фотографом. Фотограф помогает тащить за руку Школьника. Тот так и норовит заглянуть во встречный куст, повыть волком и поскакать на одной ноге.

Поздний летний вечер.

Сгущаются сумерки, постепенно темнеет и, наконец, становится совсем темно.

– Там что-то бежит! – вскрикивает Бабуля. – Помогите!

– Кошка, – успокаивает ее Фотограф.

– Дайте! Дайте кошку! – кричит Школьник, и опять скачет на одной ноге.

Никакой кошки ему не дают.

– Там что-то кричит! – опять голосит Бабуля. – Оно летает!

– Это сова.

– Дайте! Дайте сову!

– Господи! Смотрите скорее! Там корова! – Бабуля останавливается и хватает Фотографа за рукав.

И правда: кто-то большой выбирается на дорогу.

– Это же лось!

– В самом деле, лось. Глядите, переходит на зеленый свет!

– Дайте! – верещит Школьник. – Дайте мне лося!

– Идем! – ребенка опять хватают за руки, и все трое мужественно продолжают путь.

Идут и идут. Идут и идут. Пока не проваливаются в глубокую яму.

Которую ловко выкопало Трамвайно-троллейбусное управление.

– Господи! – вскрикивает Бабуля. – Здесь кто-то есть! Еще один лось!

– Скорее, корова, – поправляет ее Фотограф. – Хотя, вы знаете, я лично склоняюсь к лошади.

– ХАМЫ! – кричит Мадам, потому что это именно она.

– Добрый вечер, – Фотограф галантно снимает шляпу.

– Не очень добрый, – философски поправляет его Бабуля.

– Прямо скажем, гадский, гнусный, омерзительный, никуда не годный, пропащий, как вся моя жизнь! – рявкает Мадам. – К тому же, уже ночь! Видите?

Бабуля смотрит в небо. Там светят луна и звезды. А Фотограф – о, Фотограф в небо не смотрит! Он говорит:

– Мадам! Это вы!

– Да, это я! – опять рявкает Мадам.

– А вы что, соскучились? – интересуется Бабуля.

– Признаться честно, – негромко говорит Фотограф, – очень.

– Ой, – еще тише говорит Мадам.

Здесь, в этом месте окончательно сгущается темнота. Ничего не видно. Совсем, как на экране – в нужное время, в нужном месте. Зритель, то есть, читатель, ожидает титров. То есть, не титров, а последнего слова. Ну что же, вот оно:

Смотрите, смотрите! Вот он показался из-за поворота! Он едет! Он приехал! И вот пассажиры рассаживаются по своим местам. Впрочем, нет. Фотограф перебрался к окну, в самый конец вагона – туда, где любимое место Мадам. Теперь они сидят рядом. Смотрите, как Мадам отчаянно, словно от этого зависит ее жизнь, роется в сумочке.