Николай Лейкин - Рыболовы

— Да, да… Долго-ли! Да и украсть могли.

— Очень просто. У насъ здѣсь народъ таковскій. Одно слово — подгородніе. Эти носъ у человѣка среди двухъ глазъ украдутъ.

— Гдѣ-же онъ теперь? Спитъ?

— Насилу уложили. На зарѣ проснулся, опохмелился на старыя-то дрожжи, да и давай крестьянскихъ куръ на задахъ стрѣлять. Трехъ куръ положилъ. Бабы выбѣжали, галдятъ, по полтора рубля за куру требуютъ. Спорили, спорили — на рублѣ сошлись. Отдалъ за трехъ куръ.

— Охота хорошая! — улыбнулся охотникъ.

— Еще бы. Тутъ можно безъ промаха. Да главное, далеко и ходить не надо. Дичь первый сортъ.

— Ахъ, какъ жалко, что Василій Семенычъ меня не подождалъ! — опять воскликнулъ охотникъ. — Онъ ничего мнѣ передать не велѣлъ?

— Банку мази для сапоговъ оставилъ и сказалъ: «коли, говоритъ, Викентій Павлычъ попроситъ свои сапоги смазать, то можешь ему дать».

— Да, да… Мы согласились привезти: онъ банку мази, а я мѣдный чайникъ. Мѣдный чайникъ тоже у тебя здѣсь останется и ежели Василій Семенычъ спроситъ когда-нибудь, то можешь ему дать. Жалко, жалко, что нѣтъ мнѣ подходящей компаніи. Развѣ не подъѣдетъ-ли кто-нибудь?

— Господинъ ветеранъ этотъ самый хотѣли побывать въ понедѣльникъ или во вторникъ. Конскій докторъ… Вотъ что собаку вашу лечилъ, — отвѣчалъ егерь.

— Ветеринаръ Крутогоровъ? Богъ съ нимъ. Онъ у меня двухъ собакъ уморилъ. Началъ лечить отъ чумы, далъ какую-то мазь, чтобы грудь смазывать, со щенка вся шерсть слѣзла и на другой же день онъ подохъ. А щенокъ хорошій, отъ хорошаго отца съ матерью. Я надъ нимъ дрожалъ и думалъ — вотъ, вотъ воспитаю. Потомъ суку… У суки заболѣло что-то въ ухѣ. Далъ онъ капли… Ты что это, Холодновъ, хромаешь? — обратился охотникъ.

— Да должно быть животомъ стряхнулся? Недѣли двѣ ужъ это у меня. Все нѣтъ-нѣтъ ничего, а потомъ какъ хватитъ! Начнетъ съ живота, передастъ въ поясницу — и вотъ что ты хочешь! Вѣрите-ли, подчасъ разогнуться не могу. Вотъ опять… — разсказывалъ егерь, согнулся и схватился за животъ.

— Такъ ступай домой… Ступай… Я одинъ по болоту поброжу, — проговорилъ охотникъ.

— Обязанность, сударь, ужъ наша такая, что мы должны при охотникѣ…

— Что за вздоръ! Ступай домой.

Въ это время раздался звонъ бубенчиковъ. Вдали по дорогѣ ѣхала крестьянская телѣжка, запряженная парой. Егерь оживился.

— Не къ намъ-ли кто? Не изъ охотниковъ-ли? — сказалъ онъ. — Вотъ можетъ быть вамъ и будетъ компанія.

Онъ приложилъ ладонь руки надъ глазами, сталъ вглядываться и наконецъ проговорилъ:

— Господинъ докторъ… Настоящій докторъ, а не ветеранъ.

— Мутусовъ? Ну, что-жъ… Это человѣкъ хорошій… Съ нимъ можно пріятно время провести. Махай ему, махай. Онъ остановится.

Охотникъ и егерь замахали руками.

— Докторъ! Докторъ! Остановитесь! — кричалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ.

Телѣжка на дорогѣ остановилась. Изъ телѣжки выскочила черная собака и сталъ слѣзать охотникъ, плотный мужчина въ форменной фуражкѣ военнаго врача и въ черной венгеркѣ, опушенной мерлушкой. Вылѣзши изъ телѣжки, онъ расчитался съ возницей, вскинулъ на плечо ружье въ кожаномъ чехлѣ и сталъ подходить къ охотнику, одѣтому тирольскимъ стрѣлкомъ.

— Славу Богу! Наконецъ-то пріѣхалъ человѣкъ, съ которымъ можно провести время! — воскликнулъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ. — Здравствуйте, докторъ!

— А, Викентій Павлычъ! — отвѣчалъ докторъ, протягивая руку. — Вы это что-же, съ охоты или на охоту? — спросилъ онъ.

— Какое съ охоты! Только еще иду на болото. Видите, пустой яхташъ.

— Ну, это, положимъ, по здѣшнимъ мѣстамъ ничего не доказываетъ. Здѣсь вѣдь на одну птицу приходится по два охотника.

— Такъ зачѣмъ-же ѣздите, если знаете, что здѣсь такія несчастныя мѣста!

— Я? А затѣмъ, что если не буду ѣздить сюда, то при моей анаѳемской сидячей жизни живо жировое перерожденіе сердца наживешь. Нуженъ-же какой-нибудь моціонъ. Началъ было ежедневно на бильярдѣ играть — убыточно, да и движенія безъ воздуха. Съ маркеромъ играть — непріятно; такъ съ кѣмъ-нибудь начнешь — просятъ заинтересовать партію. Игрокъ я плохой — ну, рубли и летятъ. Что съ паціента получишь, то партнеру и отдашь. Практика-то наша не ахтительная. Сами знаете, въ Петербургѣ врачей, что собакъ. А! Старина, — обратился докторъ къ раскланивающемуся передъ нимъ старику-егерю Холоднову. — Здравствуй, здравствуй! Зачѣмъ это вы, Викентій Павлычъ, его съ собой взяли? — спросилъ онъ охотника, одѣтаго тирольскимъ стрѣлкомъ.

— Да такъ… Все-таки онъ лучше здѣшнія хорошія мѣста знаетъ. Кромѣ того, и для компаніи. Вдвоемъ-то все веселѣе ходить.

— Отошлите его. Старыя кости покоя требуютъ. Лучше пусть онъ намъ дома яицъ на яичницу раздобудетъ. Мы часика два побродимъ, да и вернемся закусить. Ступай, старикъ, ступай домой.

— Я ужъ и то его посылалъ. Оказывается, что онъ боленъ. Простудился, что-ли.

— Не простудился, а животомъ стряхнулся, отвѣчалъ егерь. — Все нѣтъ-нѣтъ ничего, а вдругъ подъ сердце и подкатитъ, и отдастъ въ пояса.

— Грибами не обожрался-ли? Здѣсь вы живете въ грибномъ царствѣ, - сказалъ докторъ.

— Говорю, стряхнулся. Дрова кололъ — вотъ и стряхнулся. Кабы обожраться — ныло-бы меня, а то подъ сердце подкатываетъ. Найдетъ — и подкатитъ.

— Ну, ступай домой, Холодновъ. Да вотъ про грибы-то я вспомнилъ. Ты намъ раздобудь и грибовъ на деревнѣ, да и съ сметанкой… Сметанка, поди, тоже вѣдь здѣсь найдется. Ну, съ Богомъ! Возьми мой чехолъ отъ ружья и отправляйся.

— Вы-бы, докторъ, его полечили да прописали что-нибудь, — сказалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ. — Въ самомъ дѣлѣ человѣкъ нездоровъ. Шелъ, шелъ со мной давеча и вдругъ его схватило.

— Ну, ладно. Вернемся въ охотничью избу, такъ я его осмотрю. Можно что-нибудь прописать. Только вѣдь онъ все равно лечиться не будетъ. Я его знаю…

— Отчего? — задалъ вопросъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ. — Отчего лечиться не будешь, Холодновъ?

— Да вѣдь что-жъ лечиться-то, коли не поможетъ. У меня это временемъ. Найдетъ — и отойдетъ. Вотъ какъ желтый листъ полетитъ съ дерева, каждый годъ схватываетъ, такъ гдѣ-жъ имъ помочь.

— Да вѣдь онъ докторъ.

— Эхъ, сударь! Не въ обиду имъ будь сказано, ученые доктора не знаютъ, какъ простого человѣка лечить. Ужъ я къ старухѣ ходилъ. Старуха меня растирала и горшокъ накидывала — и то не помогло. У насъ старуха хорошая. Ужъ ежели старуха не помогла, такъ гдѣ-же имъ-то помочь!

— Вотъ видите! — кивнулъ докторъ на егеря. У насъ съ нимъ разговоровъ-то насчетъ медицины было да и перебыло. Ну, ступай, Холодновъ, и хлопочи насчетъ ницъ и грибовъ. Аяксъ! Фю-ю! свистнулъ докторъ собаку.

— Да здѣсь онъ, здѣсь. Вонъ съ моей собакой нюхается, — указалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ. — Двѣ собаки и два охотника… — прибавилъ онъ. — А какъ будетъ, если мы утку увидимъ? Кому стрѣлять?