Джордж Гроссмит - Дневник незначительного лица

8 АПРЕЛЯ.

Воскресенье. После службы викарий возвращался с нами вместе. Я послал Кэрри отворить парадную дверь, которой мы пользуемся только в самых выдающихся случаях. Отворить ее Кэрри не сумела, и мне пришлось отбросить все приличия и вести викария (чье имя, кстати сказать, я не разобрал) к боковому входу. Он споткнулся о скребок и порвал себе снизу штанину. Что крайне неприятно, ибо Кэрри не могла же вызваться чинить ее в воскресенье. После обеда пошел соснуть. Прогулялся по саду и приглядел дивное местечко для посева горчицы, кресс-салата и редиса. Вечером опять ходили в церковь: возвращались с викарием вместе. Кэрри заметила, что он в тех же самых брюках, только зачиненных. Он мне предлагает разносить блюдо для пожертвований, что считаю я высокой честью.

Торговцы и скребок докучают по-прежнему. Тамм слегка надоел своими жалобами на запах краски. Я отпускаю одну из самых удачных шуток в своей жизни. Радости садоводства. Маленькое недоразумение между Таммом, Туттерсом, мистером Стиллбруком и мною. Сара выставляет меня идиотом перед Туттерсом.

9 АПРЕЛЯ.

Утро начал плохо. Мясник, услугами которого мы решили не пользоваться, пришел и поносил меня самым неприличным образом. Сначала он стал меня унижать и объявил, что не нуждается в моих заказах. Я всего-навсего сказал:

— Из-за чего ж тогда вы кипятитесь?

И тут он разорался во весь голос, так что могли даже услышать соседи:

— Тьфу на тебя! Хе-хе! Я таких, как ты, могу дюжинами скупать!

Я захлопнул дверь и дал понять Кэрри, что во всем этом виновата она целиком и полностью, но тут раздался дикий стук в дверь, и притом такой, будто вот-вот ее высадят. Это был все тот же негодяй мясник, заявивший, что поранил ногу о наш скребок и намерен немедля подать против меня судебный иск. На пути в город зашел к Фармерсону, скобянщику, и дал ему заказ удалить скребок и поправить звонки, посчитав, что не стоит из-за таких мелочей тревожить домохозяина.

Домой пришел усталый и озабоченный. Мистер Патли, художник и декоратор, тот, что нам прислал свою визитную карточку, объявил, что не может подобрать краску к ступеням, ибо в ней содержится индийский кармин. Сказал, что полдня убил, бегая по разным лавкам. Лучше он целиком перекрасит лестницу. Это совсем ненамного дороже нам станет; если же он будет стараться подобрать, едва ли выйдет что-то путное. И ему и нам ведь лучше, чтоб работа была сделана на совесть. Я согласился, хоть чувствовал, что поддаюсь на уговоры. Посадил горчицу, кресс-салат и редис, а в девять часов лег спать.

10 АПРЕЛЯ.

Зашел Фармерсон, чтоб лично заняться скребком. Кажется, он человек вполне приличный. Говорит, что обычно сам не занимается такими мелочами, но готов потрудиться ради меня. Я поблагодарил его и отправился в город. Возмутительно поздно позволяют себе являться некоторые молодые чиновники. Троим я даже объявил, что если мистер Джокер, наш начальник, об этом узнает, то их могут и уволить.

Питт, молоко на губах не обсохло, у нас без году неделя, ответил мне.

— А вы-то чего кипятитесь!

Я уведомил его, что имею честь уже двадцать лет служить в нашей канцелярии, на что мне было нагло отвечено:

— Оно и видно!

Я с презреньем смерил его взглядом и сказал:

— Я требую от вас известного уважения, сэр.

И он ответил:

— И пожалуйста, и требуйте себе на здоровье.

На этом я прекратил наш разговор. Подобным людям ничего не докажешь. Вечером зашел Тамм и опять стал сетовать на запах краски. Тамм порой ужасно действует на нервы своими замечаниями, а порой даже переходит все границы; Кэрри однажды весьма уместно ему напомнила о своем присутствии.

11 АПРЕЛЯ.

Горчица, салат и редис еще не взошли. Сегодня был день неприятностей. Я пропустил автобус восемь сорок пять, объясняясь с разносчиком из бакалейной, который имел наглость приволочить свою корзину к парадному, уже повторно, при этом наследив своими грязными сапогами на свежевымытом крыльце. Он оправдывался тем, что четверть часа кряду стучал кулаком в боковую дверь. Сообразив, что Сара, наша служанка, могла его не услышать, ибо убирала спальни наверху, я вследствие этого осведомился у мальчишки, отчего же он не позвонил в звонок? Он отвечал, что и хотел позвонить, и даже потянул за ручку, но она осталась у него в руке.

Я на полчаса опоздал на службу, дело прежде никогда не виданное. За последнее время у нас происходило немало служебных нарушений, и мистер Джокер, наш начальник, как на грех, вздумал именно сегодня с утра пораньше нам учинить разнос. Кто-то сумел уведомить других. В результате опоздал только я один. Спасибо Баклингу, он, молодец, выгородил меня. Проходя мимо стола Питта, я слышал, как тот сказал соседу:

— Возмутительно поздно позволяют себе являться некоторые старшие чиновники!

Нисколько не сомневаюсь, что метил он в меня. Я оставил это замечание без ответа и только смерил его взглядом, который, как это ни печально, вызвал у обоих чиновников приступ смеха. Потом уже сообразил, что можно было сделать вид, будто просто я ничего не слышал, так вышло бы даже еще достойней. Вечером зашел Туттерс, играли в домино.

12 АПРЕЛЯ.

Горчица, салат и редис все еще не взошли. Оставил Фармерсона чинить скребок, но по возвращении обнаружил, что работают уже трое. Я спросил, что это означает, и Фармерсон объяснил, что при выкапывании свежей ямы он продырявил газовую трубу. Нелепо, он сказал, прокладывать её в подобном месте, и глупейший человек был тот, кто такое учинил, видно, он ничего не смыслил в своем деле. Я чувствовал, что эти оправдания не утешают меня в тех расходах, которые придется понести.

Вечером, после чая, заглянул Тамм, мы посидели — покурили в гостиной для завтраков. Потом к нам присоединилась и Кэрри, но скоро она ушла, ссылаясь на то, что ей трудно выносить этот дым. Мне тоже, в общем, было трудно его выносить, потому что Тамм преподнес мне то, что назвал он зеленой сигарой, которую друг его Парикмах только что привез из Америки. Сигара отнюдь не выглядела зеленой, в отличие, полагаю, от меня; ибо, докурив до половины, я вынужден был ретироваться под предлогом, что мне надо сказать Саре, чтобы принесла рюмки.

Я три или четыре раза обошел сад, ощущая потребность в свежем воздухе. По моем возвращении Тамм заметил, что я не курю, и предложил мне еще сигару, которую я вежливо отклонил. Снова Тамм начал принюхиваться, а потому, предупреждая его, я сказал:

— Опять будете ворчать на запах краски?

Он ответил:

— Нет, на сей раз не буду; но знаете, я отчетливо чувствую — несет какой-то тухлой дичью.

Не так уж часто я острю, но я ответил:

— Сами вы мастер нести какую-то тухлую дичь.