Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени

— Нет, ты или уже безнадёжно законченный циник, или безвозвратно пересушенный практик… Что ты всё деньги считаешь? Мы же не только за деньги… Неужели в том, что мы делали, не было абсолютно никакой души? А кроме того, не только мы пострадали. Вон у всего народа сбережения в советских рублях отняли, а сейчас в российских порционно, как из жопы, выдавливают. И то пока только тем выдавливают, кто родился до революции. Прикинь — это тем, кто ещё последнего царя помнит… И государство нисколько не стесняется того, что попросту издевается над своим народцем. Оно так и заявляет: мы обозначаем начало возврата внутреннего долга населению. Прикинь — «обозначает начало»! А почему бы не обозначать, а реально выплачивать? С внешним долгом-то разобрались! Расплатились же с потрескивающими от жира кожей капиталистами! С Парижским клубом этим, ети его… Зачем, спрашивается, было вообще туда лезть? Царские долги, знаете ли, и всё такое прочее. Ильич же ясно им в своё время сказал: мир без аннексий и контрибуций! Причём, в первую очередь ведь с этими уродами — то расплатились, гады! Отвалили им бабла для излечения от целлюлита… А свой вымирающий народ оставили на потом: авось, вскоре и вовсе передохнет, а тогда и некому будет платить вовсе. А раз некому, то и о себе можно, наконец-то, вспомнить. Так-то в постоянной заботе о нуждах людских, про себя родимого нет-нет, да и забудешь… Нельзя этого допускать. Слуги народа, как-никак. А когда уж все как-то неожиданно возьмут да и перемрут от неизвестных науке болезней… Грустно тогда, конечно же, станет слугам народа. Столько усилий потрачено и всё зазря. А когда грусть мало помалу отпустит — глядь в закрома! Ого! Сколько всего осталось! Ну не пропадать же теперь добру!

— Да, к сожалению, всё это так. А по поводу отдачи всей нашей души делу… Не знаю… Моя душа, например, присутствовала в деле ровно до тех пор, пока семье есть особо сильно не захотелось. До тех пор, пока дети опять не начинали тянуть ко мне свои худые и синенькие ручки и нудно голосить противным тембром: «Папа, кусять…, дай позялиста». Или что-то ещё в том же духе. С этого момента душа была нужна уже другому делу. Тому, за которое платили.

— А вот у нас на Арбате…

— Да заткнись ты со своим Арбатом! Воры вы там все… Просиживали вы там казённые свои штаны всё это последнее и очень смутное время, но не без пользы для себя… Подписывали во время порчи своих штанов некие контрактики. Не пойми с кем были и есть эти контрактики, и на закупку весьма странного какого-то вооружения заключались они… А эти «не пойми кто», понимая какое говно они поставляют в нашу Разоружённую слабость (то, что когда-то было нашими Вооружёнными силами), носили, в качестве некоторой моральной (материальную вам государство всегда компенсировало — новые штаны раз в год регулярно выдавало) компенсации, вам в зубах, так называемые «откаты». А когда пришёл черед уходить вам на пенсию «не пойми кто» позаботился о вас и здесь. Нельзя сказать, что он очень добрый, этот «не пойми кто». Просто устал он самолично «откатывать» вашему многочисленному и продажному брату и нанял вас для этого мерзкого, но весьма денежного дела…

— Какая наглая ложь! Скажи спасибо, что не хочется грех брать на душу, а то бы я щас…

— Ну, что бы ты сделал-то, немощная ты штабная наша крыса? Дуэль? Нечем-с… Оружие давно забрали… И не без вашего арбатского, крысячьего, предательства. Предлагаешь, просто так на кулачках подраться? Ты и раньше-то этого не умел, а сейчас-то «куды тебе, милый». Ты ведь тяжелее ручки уже более двадцати лет ничего не поднимал. Так что дыши себе ровненько. Слышал от твоих подчинённых, что часто повторяешь одну и ту же фразу: «Не машите руками, у меня слабое сердце!» Не ровен час ещё инфаркт получишь… Отвечай за тебя потом.

— Бросьте вы, наконец, ругаться и богохульничать: каждый как мог, так и выживал в это непростое для честных людей время. Сказано же: «и не осудити брата моего». Это ведь было тяжелейшее время было… Время— ломки эпох…

— Было? А ты думаешь это время уже закончилось? Давай-ка разберёмся поглубже. Во первых, как ты правильно сказал: время было тяжёлым для честных. А честные это те, которые поступают в согласии с своей совестью, а совесть — это свыше. Поэтому те, которые то, что свыше им было, проигнорировали, устроились ныне очень даже не плохо. И о них даже речи сейчас быть не может. Есть смысл разговаривать только с теми, в ком хоть что-то от совести осталось… Сверху, то есть… А во вторых, это было чисто братское осуждение… Без зла, пусть и сами слова были жёсткими, но ведь это наш, обычный, военный, несколько грубоватый для интеллигентного уха стиль общения. Но, в нашей среде интеллигенты — это большая редкость. А смысл звучал правильно, только с единственнойцелью спасения его души от угрозы быть окончательно разъеденной корыстью. Видимо, подействовало… Гляди-ка как надутость щёк опала.

— Прекращайте, всё, что вы здесь огульно называли душой, совестью в военной среде уже давно стало сводится к элементарному любоначалию. Если быть честным каждому из нас перед самим собой, мы ведь не душу-то свою в дело вкладывали, а только лишь свои низменные карьерные устремления. Иначе не разоружили бы нас как щенков в середине девяностых. Вон, возьми хотя бы турецкую армию: попробуй янычарам жалование хотя бы на сутки задержи — завтра же будет правительственный переворот. А о нас по полгода ноги вытирали, и ничего… Мы утёрлись и стерпели… А теперь этот процесс уже неостановим: власть убедилась в том, что «человека с ружьём» можно вполне комфортно для себя унизить при необходимости. Например, при надуманной необходимости оказаться белым и пушистым в глазах Парижского клуба… И я думаю, что это плата за былой наш грех гордыни. Вот ежели бы мы за Россию, а не за свою шкуру радели… За звания, должности, блестящие значки и звёзды на погонах, близость к продовольственному складу… Я думаю, всё могло бы быть по другому… А насчёт того, что вы куда-то душу вкладывали… Это, наверное, была не душа, а нечто другое… Потому как, если бы вы куда-то душу вложили, то просто так развалить страну и армию вы бы уже не дали…

— Да, ладно… Хватит нам этого блаженного слушать — у него ведь крыша уже давно съехала, несёт всякую чушь: честь, совесть, душа, грехи… Фуйня это всё. Чистой воды — поповщина. Вы поглядите-ка сами, на чём эти праведные попы нынче разъезжают по территории православия. Ещё когда в Германии шестисотых «меринов» по пальцам пересчитать можно, у нас — пожалуйста, на проезжей части дорог полный аншлаг новинок немецкого машиностроении. И почти из каждого «мерина» поповская ряса торчит. Проехался тут недавно по всей великой нашей речке Волга на теплоходике. Кругом запустение: не полей под посевами, ни стад коровьих, зато кругом златые купола… Если заводик какой попадётся, то обязательно разрушенный и разворованный… Им ведь это бесовское государство какую привилегию дало? Беспошлинной закупки алкоголя за рубежом… Подумать только… Им и Госкомспорту… То есть, две особо уважаемые организации, самым тесным образом связанные с алкоголем: церковь и спорт. Уважаемые организации, которые самым беззастенчивым образом спаивают свой народ и строят на эти греховные деньги, кто во что горазд. Кто, златоголовые храмы, а кто дворцы спорта… Охренеть… А кто в них, в эти учреждения в скором времени будет ходить? Или их опять в скором времени переделают в ЛТП? Точно бесовщина какая-то… А вы, дураки, их кормите… В церкви свечки ставите… Вы только задумайтесь: себестоимость изготовления каждой свечки составляет порядка рубля, а в церкви она уже двадцать рубликов стоит. Да ещё всякие пожертвования по ящичкам из грошёвого своего денежного содержания разбрасываете. А эти рясофорные бездельники смотрят на вас и только посмеиваются… Над вами, между прочим, посмеиваются — законченными в беспредельной тупости своей дураками блаженными. Посмеиваются и продолжают растить морды за ваш счёт. И поговаривать при этом: «Помогите ради Христа, не смотрите, что морда толста». А чтобы морда не шокировала особо впечатлительных граждан, попы просто вынуждены отращивать бороды. Борода-то она толстоту лица, хоть не намного, но скрадывает.