Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени

Совков, проявляя присущую всем прапорщикам тактичность, и явно не желая беспокоить соседей в столь ранний час, уперся было руками в края дверного проёма, но получил такой пинок сзади что в общем-то нехилые его ручонки мгновенно вывернулись и с хрустом поврежденных суставов мгновенно схлопнулись за согбенной спиной. Совков сгорающим в атмосфере метеоритом кубарем влетел в когда-то вожделенное помещение. Совершив такой опрометчивый в стремительности своей влёт, прапор больно стукнулся головой о какой-то шкаф и начал терять сознание. Следом за ним в комнату, яростно изрыгая потоки недвусмысленных угроз и изощренных площадных ругательст, разъяренной кометой ворвалась фурия-жена. На последнем кадре, зафиксированном угасающим сознанием Совкова, была изображена искаженная злобой морда лица жены и, как бы отдельно от морды лица, её руки. В ладонях рук змеёй извивалась прапорщикова портупея. Вместо кобуры на портупее висела невзрачная Раечкина голова. Морда лица, висящей на портупее головы отчаянно гримассничала. Один из глазьев кривляющейся морды лица почти утонул в чернильного цвета гематоме. На черепушке гримассничавшей морды лица отсутствовали обширные фрагменты когда-то пышных волос, и она ярко отсвечивала проплешинами в лучах с ужасом заглянувшего в окна рассвета. В этот момент сознание окончательно покинуло Совкова, онемевшего от пережитого страха и мучительного стыда за нетактичное поведение своей озверевшей супруги. Бренное тело скорбящего прапорщика тут же погрузилось в бесконечную мягкость, успокаивающей своим равнодушием пустоты.

Вот такие вот страдания пришлось перенести Совкову. И всё из-за чего? Если беспристрастно и внимательно во всём разобраться: из-за обычного бытового б… ва. Из-за бабы, короче. Кому, спрашивается, он нанёс хоть какой-нибудь вред? Жене? От этой коровушки не убудет. Порочной с детства телеграфистке Раечке? Так это не он, а не желающая ничем делиться алчущая жена. Волчица какая-то, да ещё и самка, как иногда говаривали классики. Он же, Совков, напротив, только помог временно занемогшему товарищу по оружию, выполнив за него священные обязанности каждого уважающего себя индейца. Но командование не пожелало во всём досконально разобраться и отправило блудливого прапора служить в Иваново. А Иваново в советское время почти официально называлось «городом невест». Это был город, как единожды изволил выразиться шепелявый в престарелости своей генсек, большого числа «многосисечных коллективов» жаждующих любви ткачих, мотальщиц и швей-мотористок. Вот туда и послали служить Совкова. Ну, что тут можно было сказать… Ведь снова же запустили козла в огород! И это было очередным проявлением начальственной нестандартности и какой-то изуверски загадочной парадоксальности. Нам, сирым, остается только что-то очень отдалённое от истинного смысла начальственных идей предполагать. Например, можно предположить, что Совкова послали в Иваново для того, чтобы он, оценив многочисленность объектов своего вожделения, вдруг понял бы, что девиз всей его жизни: «Всех женщин не пере…пробуешь, но к этому нужно постоянно стремиться!» в данных условиях принципиально нереализуем, и от безысходности тут же успокоился? Для того чтобы угомонился он, наконец, и целиком погрузился в лоно семьи? Может быть, оно и так, только сиё, как говорится, нам неведомо. Неведомо, потому как — пути начальства неисповедимы. Неведомо это было и Совкову, который перед тем как уехать, в ускоренном порядке развелся с женой. Развёлся, якобы, только для того, чтобы она получила в этом придворном гарнизоне долгожданную квартиру, в которой Совков вроде бы рассчитывал провести остаток своих скорбных лет по выходу на пенсию. Но больше его в гарнизоне никто и никогда не видел. Бывшая жена не дождалась от него ни одной весточки. Многие сначала подумали, что Совков умер в Иваново от тоски по семье и любовнице. Работники местной сберкассы тут же опровергли эти слухи: алименты от Совкова приходили исправно. Затем, какие-то злые языки как-то распустили слух, что Совков почти сразу же по приезду на новое место службы женился на изрядно потасканой дочке отставного генерала, с коей и проживает в четырёхкомнатной квартире в самом центре города Иваново. Старик-генерал на радостях подарил ему свою «Волгу» и Совков теперь важно ездит на ней с новой, но изрядно потрёпанной беспорядочной половой жизнью женой на свою персональную двухэтажную дачу, расположенную через забор от дачи председателя тамошнего обкома. (Этот факт в те времена говорил о многом!) А иногда, шепчут злые языки, Совков тайком вывозит на этой же «Волге» куда-то за город каких-то ткачих, или же мотальщиц. Кто ж их там разберет? Может это вообще были швеи-мотористки… В конце-концов, какая кому разница? «Иногда, — шептали чёрные языки, — Совков вывозил на природу сразу по нескольку честных советских тружениц за раз!» И добавляли: «Шельмец, эдакий!» Хотя почему Совков «шельмец», было не понятно. Ведь судя по лицам, свидетельствовали те же языки, ткачихам, мотальщицам и мотористкам это всё даже очень нравилось. Конечно, кто бы сомневался… Чего им там могло бы не нравится? Салон у «Волги» большой, кресла тоже большие и мягкие, а подвеска очень даже надежная у неё. Свежий воздух, опять же… Трудящиеся в стране советов должны были отдыхать полноценно и всесторонне. А раз так, стало быть, никакой Совков и не «шельмец», а весьма даже уважаемый человек в городе Иваново. Так ведь получается? Современным языком можно даже сказать, что он известный в этом городе аниматор. Конечно, это до конца не проверенная информация. Никто ведь за Совковым в лес шпионить не ездил. Но то, что эта положительная информация получена от весьма злых языков уже говорит о многом. А злые-то, они чего ведь только от зависти не наболтают… Был бы только человек хороший.

Спустя всего-то какую-то парочку лет, прошедших с момента своего прибытия для дальнейшего прохождения службы на границу двух областей, шибко достала Сергея тягомотная повседневщина гарнизонного быта. Достала, несмотря на все потуги, предпринимаемые верхним руководством для того, чтобы внести в неё хоть какое-то разнообразие. К тому времени Сергей был уже капитаном, сменившим на высоком посту командующего ротой самого «Буонапарте». Его «императорское величество» отбыли для отправления службы в вышестоящий штаб. Бывший «группенфюрер» часто наезжали в гарнизон, но таперича уже только по случаю приезда в него очередной высочайшей проверки. Их, не вызывающее ни у кого сомнений, «величество» состояло непременным членом всех приезжающих комиссий на правах большого знатока местного колорита. Ну и, конечно же, их «величество» изволили париться во время каждого своего высочайшего приезда в знаменитой ахтунговой бане. Впрочем, баня эта уже давно ахтунговой не была, потому как самого Ахтунга так же давно уже в гарнизоне не наблюдалось. Этого неистового властолюбца когда то скоропостижно перевели в вышестоящий штаб. Правда на очень короткое время. По началу надеялись, наверное, что поумерит он свой гарнизонный великодержавный пыл и непомерные свои материальные аппетиты, потеревшись о «святые» стены высокого штаба. Надежды не оправдались. Властолюбец не унимался и временами пытался «стороить» даже генералов. Генералы, видимо, «строиться» не пожелали и деспотичного тирана быстренько уволили на пенсию. А уволив, говорят, предоставили Ахтунгу квартиру где-то в ближнем Подмосковье. По слухам, получение этой квартиры далось ему с большим трудом. Ахтунгу говорили: