Артур Гафуров - Учитель Истории

Они ушли. Любому набитому дураку было понятно, что пытаться следовать за ними — смерти подобно. Но я и не хотел следовать. Я думал, что делать теперь, после этого разговора. А делать было нечего. Обо всех поисковых операциях можно забыть. Надолго, если не навсегда. Господи, если бы не эта девочка, страшно даже представить, что они могли бы со мной сделать! Она спасла меня, по-настоящему спасла…

Сунув руку в карман, я невольно вскрикнул: спрятанный там лист бумаги больно резанул по ладони. Все беды из-за дурацкого любопытства!

— Они уехали, — тихонько подошедшая сзади Яна, тронула меня за плечо. — Слышишь?

— Слышу, — глухо ответил я. — Значит, нам тоже пора.

— Неожиданно, неожиданно… Хотя, если подумать, не совсем же они дураки. Ты для них новое лицо, волей-неволей должен был привлечь внимание. Вот и привлек. Прости, нам следовало быть осмотрительнее. Ой, а место? Ты место проверил, которое в бумажке было указано?

— Не проверил, — я нервно отхлебнул кофе, даже не сразу заметив, что он без сахара. — Не успел. Решил сначала осмотреть дом. Это и спасло. Застукай они меня за раскопками…

— Ох, даже подумать страшно!

— И так все чуть не кончилось очень плохо… Спасибо Яне, выручила.

Выслушав мою историю об инциденте в Юрьево, Женя в прямом смысле слова схватился за голову. Я подумал, он вот-вот начнет рвать на себе волосы, но обошлось. Тем не менее, и без этого молодой человек поначалу был на грани истерики: самодеятельный кружок археологов-любителей накрыли прямо на месте «преступления»! Все замыслы и чаянья оказались на краю пропасти, путей для обхода — никаких. Малейший чих в сторону громобоев чреват преждевременным эпилогом. Кроме того, сами громобои оказались неожиданно близко от фигуры самого учителя истории, который, в отличие от меня, был местным и в случае чего вполне мог попасть под профилактическую раздачу. Так что, на месте Евгения кто угодно поддался бы позорной панике. Но чашка свежего кофе и пара вразумляющих окриков сделали свое благое дело: скоро парень пришел в себя.

— Мне кажется, лучше пока попридержать лошадей. В смысле, не высовываться. Я очень благодарен тебе за помощь. Правда, не усмехайся так — ты многое для меня сделал. Но рисковать тобой и уж тем более подставлять под удар… Нет, у меня не так много друзей. Через недельку поправлюсь, а там посмотрим. Или… Не будем смотреть.

— Они ведь ищут коллекцию, так? — задал я тревоживший меня вопрос.

— Я думал, ты давно уже догадался, — удивленным тоном ответил Евгений, вынимая из-под мышки градусник. — Тьфу ты! Тридцать восемь! Когда же это кончится…

— Догадался-то я, может, уже давно, — обиженно промолвил я, игнорируя гневное встряхивание термометра прямо у меня перед носом. — Но ты мог бы и сказать. Просто так, для страховки. Поддержать товарища. Сверить данные. Я ведь понятия не имел, что встречусь в Юрьево с громобоями. А вот если бы ты сообщил, что им нужна вся коллекция, а не только те два предмета, которые ты…

— Тссс… Ты что сдурел? Даже не вздумай произносить такие вещи вслух!

— Какие? Тут никого нет?

— А ты уверен? — встряхивания прекратились, дрожащими руками Евгений засунул градусник обратно в чехол. — Я вот не стал бы делать подобных заявлений. Нет, хватит. Берем паузу. Никаких сокровищ, никаких громобоев, никаких нервов. Бумажку с координатами выброси. Или лучше мне верни. Ты читал ее?

— Нет, — честно признался я. — Тут же написано на сгибе: «Вскрыть на месте». Я и не вскрывал. Держи, вот. Меньше знаешь — меньше соблазнов. Тем более, насчет поисков ты прав. Яна здорово перепугалась. Да и я, врать не стану, тоже чуть не сплоховал. Повременим пока с этой коллекцией. Так будет лучше для всех.

— Для тебя — точно, — подтвердил Женя, спешно разрывая листок на мелкие, размером не больше женского ногтя, клочки. — Ты теперь под подозрением, что бы там не наплела им Яна. По-хорошему, тебе и ко мне не стоило приходить сегодня. Не исключено, что громобои следят за тобой, а если они выйдут на меня, могут пострадать и другие люди…

— Какие еще люди?

— Разные, — уклончиво ответил Сизов. — Но сейчас я больше всего хочу, чтобы не пострадал ты. Мы можем общаться, но тему коллекции больше поднимать не будем. Хорошо?

— Да без проблем.

Легко соглашаться с человеком, чья точка зрения полностью совпадает с твоей.

— Но мне еще понадобится твоя помощь. Не сейчас, позже. Поможешь?

— Чем смогу.

— Спасибо, Филипп, — сердечно поблагодарил меня Евгений. — Ты настоящий друг. А сейчас тебе лучше уйти.

Говоря, что Яна перепугалась, я, мягко выражаясь, сгладил углы. Стоило нам сесть в машину, с девочкой приключилась самая настоящая истерика. Она плакала, ругалась матом, билась головой о спинку кресла, требовала отвезти ее домой, грозилась обо всем рассказать матери. Такой я ее еще не видел. Когда мы выехали на шоссе, рыдания сделались просто неконтролируемыми: от обилия влаги в салоне стали запотевать стекла. Пришлось спешно останавливаться на обочине, включать взрослого, уверенного в себе мужика, коим я по своей природе никогда не являлся, — и придумывать разные успокаивающие слова. Немного помогло, особенно когда я открыл окна, и в салон авто ворвался десятиградусный мороз. Так, на холоде, просидели минут пятнадцать. Я снова тронулся, лишь окончательно убедившись, что Яна пришла в себя. Но глазки у нее были краснее крольчачьих. На мой вопрос, кто такой Джунгуров, привет которому передавал Глазунов, ответа я так и не получил.

Решил навести справки у Жени.

— Джунгуров учился в одиннадцатом классе. Он из пришлых, как они сами себя называют. А пришлые — это все неславяне, кто только есть в нашей школе. Те, кто старше тринадцати, конечно же: совсем дети не в счет. Они стали появляться лет десять назад, когда Россию захлестнула волна эмиграции из неблагополучных соседских стран. Узбеки, киргизы… Встречаются и наши, российские: есть ребята из Башкирии, Тывы, с Кавказа. Их поначалу здорово шпыняли, буквально не давали проходу. Громобои так и вовсе начали откровенную травлю. И тогда в границах школы ребята объединились в свою собственную группировку. С тех пор у них с громобоями давняя вражда. Но сейчас уже не такая ярая, как раньше — чуть успокоилось всё. Но почему Глазунов упомянул именно Джунгурова, я понятия не имею. Он у нас с декабря не учится. Уехал.

Уехал, значит.

Тем не менее, уходя от больного, я твердо решил, что поисками коллекции больше заниматься не буду. Пусть Женя считает, что это временно. Потом скажу ему правду. Пусть обижается, если захочет. Игра не стоит свеч. Я уже имел возможность на собственном опыте убедиться, до каких границ могут дойти человеческая жестокость и корыстолюбие. Больше не хочу. Вера была абсолютно права: я люблю тайны и загадки. Люблю, наверное, даже больше, чем собственную работу. Да что там наверное — абсолютно точно. Если бы за разгадывание этих тайн и загадок еще и денежку платили… Но вот опасности меня совершенно не заводят. Пока они, эти опасности, присутствовали лишь опосредованно, где-то в сторонке, я не придавал им большого значения: ездят же машины по шоссе, но это не значит, что каждая из них норовит тебя переехать. Зато теперь, столкнувшись с ними (с ними!) нос к носу, я принял окончательное решение: пора закругляться. А пропавшие сокровища-коллекции пусть ищет кто-нибудь другой.