Джером Джером - Призраки Чарльза и Миванвэй

Таким образом, табак, добрый гений мужчин, не являлся больше ежедневно учить Чарльза терпению и приветливости, и он поддался вспыльчивости и себялюбию.

Молодые поселились в окрестностях Ньюкасла, и это опять оказалось очень неудачным, так как общества там было мало и состояло оно из пожилых людей, вследствие чего Чарльз и Миванвэй неизбежно должны были проводить много времени вдвоем.

Жизнь они знали мало, друг друга еще меньше, а себя самих абсолютно не знали. Естественно начались ссоры, и каждая новая ссора чуточку углубляла прежнюю рану. Под рукой не было доброго, опытного друга, который посмеялся бы над ними. Миванвэй записывала все горести в толстый дневник, от чего еще глубже чувствовала свои страдания; не успевала она посидеть над дневником и десяти минут, как её хорошенькая глупенькая головка падала на круглую руку, и дневник — самое подходящее место которому было бы в печке — орошался слезами. А Чарльз по окончании дневной работы, когда все конторщики уходили домой, продолжал сидеть в своей мрачной конторе, высиживая из мух слонов.

Развязка случилась однажды вечером после обеда, когда в пылу глупейшей ссоры Чарльз дал Миванвэй пощечину. Поступок очень неблагородный — и ему до глубины души стало стыдно в ту же минуту, как он его совершил. В его оправдание можно только сказать, что девушки, достаточно хорошенькие для того, чтобы все и каждый баловали их с самого детства, иногда могут довести до белого каления, Миванвэй бросилась в свою комнату и заперлась. Чарльз помчался за ней просить прощения, но явился как раз во время, чтобы видеть, как перед его носом захлопнулась дверь.

Он, собственно, едва тронул Миванвэй. Мускулы юноши быстрее его мыслей. Но для Миванвэй это была форменная пощечина. Так вот до чего дошло! Вот чем кончается любовь мужчины!

Половину ночи она провела над своим драгоценным дневником с тем результатом, что на утро сошла вниз с большей горечью в душе, чем поднялась в себе накануне. А Чарльз всю ночь пробродил по улицам Ньюкасла, что не принесло ему пользы. Он встретил Миванвэй извинением, в которое вплел и оправдание совершенного поступка, — что всегда очень плохая тактика. Миванвэй, разумеется, ухватилась за оправдание, и ссора возгорелась с повой силой. Она сказала, что ненавидит его; он заявил, что она никогда не любила его; она возразила, что это он ее никогда не любил. Будь тут человек, который стукнул бы их головами вместе и предложил позавтракать, всё дело, вероятно, тем и кончилось бы; но двойное действие бессонной ночи и пустых желудков оказалось гибельным. Ядовитые слова посыпались из их уст, и каждый был уверен, что думает то, что говорит. После обеда Чарльз сел на корабль, направляющийся в Капскую землю, а Миванвэй вечером явилась в свой отчий дом в Бристоле с двумя чемоданами и кратким извещением, что она и Чарльз расстались навсегда. На следующее утро обоим пришли в голову нежные слова, которые они могли бы сказать друг другу; к сожалению, они опоздали ровно на двадцать четыре часа.

Неделю спустя корабль Чарльза потерпел крушение близ Португальских берегов, и полагали, что весь экипаж утонул. Миванвэй прочла имя Чарльза в списке погибших; ребенок в ней умер, она почувствовала себя женщиной, которая глубоко любила и никогда не будет любить больше.

Но по счастливой случайности Чарльз и еще один человек были подобраны маленьким торговым судном и приехали в Алжир. Там Чарльз узнал о своей предполагаемой смерти и ему пришло в голову не опровергать известия. Этим решался вопрос, который очень смущал его. Он мог вполне положиться на то, что отец передаст Миванвэй его небольшое личное состояние — пожалуй, с некоторым прибавлением — так что она будет независима и сможет снова выйти замуж, если пожелает. Он был уверен, что она равнодушна к нему и прочла весть о его смерти с чувством облегчения. Он же устроит свою жизнь заново и забудет ее.

Он продолжал свое путешествие до Капской земле и там вскоре добился великолепного положения. Колония била еще молода, инженеров встречали с раскрытыми объятиями, а Чарльз знал свое дело. Он нашел тамошнюю жизнь интересной и возбуждающей. Тяжелая, опасная работа в глубине страны была ему по душе, и время проходило быстро.

Но надеясь забыть Миванвэй, он не принял в расчет своего характера, который в сущности был очень благородным. В пустынных степях, он мечтал о Миванвэй. Воспоминание о её хорошеньком личике и веселом смехе возвращалось к нему каждую минуту. Иногда он искренно проклинал ее, но это значило только, что одна мысль о ней причиняет ему боль, в действительности он проклинал себя и собственную глупость. Смягченные расстоянием, даже её вспыльчивость и капризы стали полны прелести; и если смотреть на женщин, как на человеческие существа, а не как на ангелов, надо было признать, что он потерял милую и прелестную жену. Ах! если бы она была с ним теперь — когда он стал мужчиной, способным оценить ее, а не глупым, себялюбивым мальчиком. Эта мысль приходила ему в голову, когда он, покуривая трубку, сидел перед палаткой; и он жалел, что звезды, которые смотрят на него, не те же самые звезды, под которыми живет она; тогда он чувствовал бы себя ближе к ней. Ибо — хотя молодежь не поверит этому — мы делаемся сентиментальнее по мере того, как становимся старше; по крайней мере, некоторые из нас и, пожалуй, не наименее мудрые.

Как-то ночью он с удивительной отчетливостью увидел Миванвэй во сне. Будто она подошла к нему, подала руку и они простились. Случилось это на той самой скале, где они впервые встретились, и один из них будто собирался в далекий путь — кто именно, он не понял как следует.

В городах люди смеются над снами, но вдали от цивилизации мы охотнее прислушиваемся к странным речам, которые вам шепчет природа. Проснувшись утром, Чарльз Сибон вспомнил свой сон.

— Она умирает, — сказах он, — и приходила проститься со мной.

Он решил немедленно вернуться в Англию, если поторопиться, он может быть еще успеет поцеловать ее. перед смертью. Но уехать в тот же день ему не удалось, так как не на кого было оставить работу, а хотя Чарльз Сибон был еще по-юношески влюблен, он всё-таки сделался мужчиной и знал, что работу нельзя бросать, даже когда зовет сердце. Таким образом, он остался на два дня, а на третью ночь ему опять приснилась Миванвэй. На этот раз она лежала в бристольской часовенке, где в былое время он часто сидел с ней по воскресеньям. Чарльз слышал голос её отца, читающий над ней литию, а её любимая сестра сидела рядом с ним и тихо плакала. Тут Чарльз понял, что ему не зачем торопиться. Он решил остаться, чтобы кончить работу, а потом вернуться в Англию. Ему хотелось снова постоять на скалах около корнваллийской деревушки, где они встретились в первый раз.