Джером Джером - Призраки Чарльза и Миванвэй

Таким образом, несколько месяцев спустя Чарльз Сибон, или Чарльз Деннинг, как он теперь назывался, возмужавший, загорелый и изменившийся почти до неузнаваемости, вошел в кромлечскую гостиницу — как с ранцем за плечами вошел туда за шесть лет перед тем, — и потребовал себе комнату, говоря, что намерен остановиться тут на некоторое время.

Вечером он вышел погулять и направился к прибрежным утесам. Наступили уже сумерки, когда он добрался до скалы, которую местные жители, отличающиеся любовью к фантастическому, прозвали «Котлом Ведьм». Отсюда он в первый раз увидел Миванвэй, поднимающуюся с берега моря.

Вынув трубку изо рта, он прислонился к скале, зубчатые контуры которой казались ему лицом старого друга, и неподвижно уставился на узенькую тропинку, теряющуюся в сумеречной мгле. Вдруг он увидел фигуру Миванвэй, которая медленно поднялась по этой тропинке и остановилась перед ним. Он нисколько не испугался. Он почти ждал этого. Её приход дополнял его сны. Она казалась старше и серьезнее, чем он ее помнил, но от этого её лицо стало еще милее.

Он ждал, заговорит ли она с ним; но она лишь посмотрела на него взором полным печали, прошла мимо и скрылась во мраке сумерек, а он продолжал неподвижно стоять в тени скалы.

Если бы, вернувшись в гостиницу, он взял на себя труд поговорить с хозяином, или хоть обнаружил охоту слушать — ибо старик любил поболтать о чужих делах — он бы узнал, что некая молодая вдова, мистрис Сибон, недавно поселилась тут по соседству со своей незамужней сестрой, сняв после смерти предыдущего жильца маленький коттедж, в долине, в двух милях от деревни; узнал бы также, что по вечерам эта леди любит ходить в морю и обратно по тропинке, ведущей мимо Котла Ведьм.

Если бы он последовал за фигурой Миванвэй, он бы увидел, что отойдя на некоторое расстояние от Котла Ведьм, фигура бросилась бежать что есть мочи, пока не достигла желанной двери, где, запыхавшись, упала в объятия другой фигуры, поспешившей к ней навстречу.

— Милая моя, — сказала женщина постарше, — ты вся дрожишь, как осиновый лист. Что случилось?

— Я видела его, — ответила Миванвэй.

— Кого?

— Чарльза.

— Чарльза! — повторила другая, взглянув на Миванвэй с таким видом, точно боялась за её рассудок.

— То-есть его духа, — объяснила Миванвэй благоговейным голосом. — Он стоял в тени скалы, как раз на том месте, где мы встретились в первый раз. Он казался старше и серьезнее, но ах, Маргарита, взгляд у него был такой печальный, полный упрека!

— Милочка моя, — сказала сестра, вводя ее в. дом, — ты чересчур нервна. Зачем мы только опять приехали в эту местность!

— О, я нисколько не испугалась, — ответила Миванвэй. — Я каждый день ждала этого. Я так рада, что он пришел. Может быть, он опять придет, и мне удастся испросить у него прощения.

Таким образом на следующий вечер Миванвэй опять отправилась паевою обычную прогулку, хотя сестра всеми силами противилась этому, а Чарльз в сумерки вышел из гостиницы.

Снова Миванвэй увидела его в тени скалы. Чарльз твердо решил заговорить с духом, если тот опять явится. Но когда молчаливая фигура Миванвэй, окутанная гаснущим вечерним светом, остановилась перед ним и устремила на него свой взор — сила волн покинула Чарльза.

Что перед ним именно дух Миванвэй, в этом он ни капельки не сомневался. Чужих духов мы готовы считать порождением больного мозга, но своих мы всегда считаем действительностью; а Чарльз за последние пять лет имел дело с народом, чьи мертвецы обитают среди живых. Собравшись с духом, он было раскрыл рот, чтобы заговорить; но в ту же минуту фигура Миванвэй отшатнулась от него, и из его раскрытых губ вырвался только вздох, услышав который фигура Миванвэй повернулась и снова спустилась по тропинке в долину. А Чарльз лишь смотрел ей вслед.

Но на третий день оба пришли на место свидания, вооружившись величайшей решимостью.

Чарльз заговорил первый. Лишь только фигура Миванвэй направилась в его сторону, печально устремив на него свой взор, он вышел из тени скалы и остановился перед ней.

— Миванвэй! — промолвил он.

— Чарльз! — ответил призрак Миванвэй. Оба говорили благоговейным шепотом, соответствующим обстоятельствам, и оба с печалью взирали друг на друга

— Ты счастлив? — спросила Миванвэй.

Вопрос кажется немного комичным; но надо помнить, что Миванвэй была дочерью пастора старой школы и воспитывалась в понятиях, которые тогда еще не считались старомодными.

— Так счастлив, как заслуживаю этого, — был горестный ответ, заставивший сердце Миванвэй содрогнуться, из чего можно сделать вывод, далеко не лестный для заслуг Чарльза.

— Как могу я быть счастлив, потеряв тебя, — продолжал голос Чарльза

Эта речь была очень приятна слуху Миванвэй. Во-первых, она освобождала ее от безнадежного взгляда на будущее Чарльза. Без сомнения, он жестоко страдает теперь, но есть надежда на облегчение. Во-вторых, для призрака такая речь была, безусловно, очень «мила»; и я не могу с уверенностью сказать, что Миванвэй отказалась бы от небольшого флирта с духом Чарльза.

— Можешь ли ты простить меня, — спросила Миванвэй.

— Простить тебя! — ответил Чарльз тоном благоговейного изумления. — Можешь ли ты простить меня? Я был грубым животным, безумцем, я не был достоин любить тебя. — Дух, по-видимому, был очень рыцарски настроенный и благородный. Миванвэй забыла всякий страх перед ним.

— Мы оба были виноваты, — ответила Миванвэй. Но на этот раз в её голосе слышалось уже меньше покорного смирения. — Но главная вина лежит на мне. я была капризным ребенком, я не знала, как глубоко любила тебя.

— Ты любила меня, — повторил Чарльз, замирая при этих словах, как будто находил их необычайно сладостными.

— Надеюсь, что ты никогда не сомневался в этом, — ответила Миванвэй. — Я никогда не переставала любить тебя. Я буду вечно любить тебя.

Фигура Чарльза бросилась было вперед, точно желая принять призрак Миванвэй в свои объятия, но затем отшатнулась шага на два.

— Благослови меня перед тем, как уйдешь, — сказал Чарльз, и, обнажив голову, опустился перед Миванвэй на колени.

Право, призраки, если захотят, могут быть необычайно милы. Миванвэй грациозно склонилась к призрачному просителю — и вдруг глаза её увидели на траве, рядом с ним, некий странный предмет. Этот предмет был ни что иное, как закопченная от дыма пенковая трубка. Даже в изменчивом вечернем освещении не было возможности ошибиться; она блестела на том месте, куда выскочила из бокового кармана Чарльза, когда последний бросился на колени.

Проследив за взглядом Миванвэй, Чарльз тоже увидел трубку и вспомнил о запрещении курить.

Не сообразив всей бесполезности такого поступка, — больше того — прямого признания, заключающегося в нем, он инстинктивно схватил трубку и засунул ее обратно в карман; и тут целый вихрь понимания, недоумения, страха и радости пронесся в душе Миванвэй. Она почувствовала, что должна или засмеяться, или вскрякнуть, и сделала и то и другое. Раскаты смеха один за другом эхом отдались от прибрежных скал, а Чарльз, вскочивший на ноги, вовремя успел подхватить ее, когда она замертво упала в его объятия.