Борис Кудрявцев - Сор из избы

Ведь вчера на цеховом собрании профессор, приглашенный из института экономики и планирования, рассказал, что экономика страны развивалась в последние годы недостаточно быстро и правильно говорится о неблагоприятных тенденциях развития хозяйства, наметившихся с 70-х годов.

— Но тот же период, — заметил профессор, опять же приведя на память цифры и факты статистики, — для многих людей в стране был периодом процветания! В 1970 году, например, сумма вкладов населения в сберегательные кассы была 46,9 миллиарда рублей, а к 1984 году она выросла до 202,1 миллиарда! То есть увеличилась более чем в четыре раза…

— У нас появились, — начальник цеха записал в блокнотик, он был цеховой пропагандист и цифры могли пригодиться, — свои доморощенные «миллионеры», и число их росло. Причем известны случаи, когда крупные вклады появлялись у людей со скромной зарплатой. Надо также помнить, что не всякий, приобретший деньги незаконным путем, станет хранить их в сберегательной кассе, так что фактически в руках населения скопились средства несравненно большие.

Выход один, это было ясно и без профессора, каждый должен получать столько, сколько заработал, ни больше ни меньше. Вклада в сберкассе начальник цеха не имел, как-то не получалось, и он с чистой душой мог сказать: хочешь иметь больше, работай лучше.

Начальник вынул из кармана какую-то вещицу и спрятал за спину, не показывая. Штифт, гайка?

— Взяв обязательство и встречный план, встав на трудовую вахту, сберегая каждую минуту, — заученно включился сверхурочный, выигрывая время и пытаясь заглянуть за спину начальнику. Но тот, не дослушав, вынул из-за спины смятые пассатижи, потом не без усилия поднял рукавицу с болтами:

— Ваше имущество?

Рядом с ним встал кузнец Прокужин, с забинтованной головой и заплывшим глазом, на лице у него было страдание и жажда мести. Он переводил взгляд с Перевязьева на Хахина, потом на сверхурочного и сжимал кулаки.

— Признавайтесь, — начальник совал под нос слесарям пассатижи, памятные Галкину. — Вы слышали гудок? Почему не явились на вызов?

— Не слышал, — потупился Хахин, — уши заложило. А пассатижи с болтами не мои, скажу честно. Небось, подкинуты, со стороны. Куда попали-то? По кумполу Прокужину? Какая, извините, жалость!.. Пора навести порядок!

— Караул! — наконец, подумав, опознал свои пассатижи Перевязьев. Он картинно хлопал по карманам, где должен был лежать инструмент. Кроме пыли ничего не было. — Вытащил шпана!

Он ткнул пальцем в сторону Галкина. Слесари глядели на паренька с метлой осуждающе, давая понять начальству, что виноват во всем новичок, больше некому.

Начальник отвернулся с досадой. Ему хотелось уличить слесарей, а не новичка. Нужен был веский повод, чтобы поставить точку в застарелой склоке с бригадой ремонта. Их делами он был не доволен, но схватить за руку нахалюг не удавалось. Умели слесаря шкодить и лодырничать, прикрываясь дутыми нарядами, пустыми обещаниями. Слесари валили все на новичка, дескать, он показал себя, наделав переполох и парализовав работу. Сверхурочный собрался бежать на вторую работу, подкручивать, опуская и поднимая по росту, поворотные кресла в заводоуправлении и столы с колесиками под пишмашины.

— Не наш человек, — осуждающе сказал он, кивнув на Галкина.

Сверхурочный был вхож в большие кабинеты и к его мнению приходилось прислушиваться.

— В следствие передать, — сказал Перевязьев, — там разберутся!

Сверхурочный ушел, посмеиваясь. А Галкин вспомнил комиссию в райисполкоме, строгих инспекторов из милиции и затосковал. За голову Прокужина, пробитую пассатижами, штрафом не отделаешься. Передадут в суд, приговор… Хорошо, если с отсрочкой или условно. Он чувствовал, будто летит опять с четвертого этажа и некому его поймать. Мудрых? Да и тот в больнице…

Начальник подошел к столу, брезгливо оглядел домино, захватанный стакан с бутылкой, заглянул под стол и выпрямился, покраснев лицом. Подозвал мастера и гневно продиктовал:

— Пиши приказ: «Уволить… число после поставим… за нарушения трудовой дисциплины и пьянку на рабочем месте… статья КЗОТ… хватит, терпели, прощали, сколько можно? Уволить слесарей Перевязьева, Хахина…»

Он оглянулся на Галкина, подумал, но поставил точку.

— Пока все! Пойдем! — сказал он Галкину. — Разбираться.

Сухим из воды вышел лишь сверхурочный, он был из другой организации, командирован в кузнечный цех на прорыв.

Начальник уходил сердитый, не оглядываясь. За ним, отстав на шаг, с почтением следовал Здоровилло, держа Галкина за руку, как преступника, пойманного с поличным.

Начальник вспоминал Мудрых и пытался представить, что разглядел кузнец в Галкине? Мудрых был в реанимации, у него не спросишь, и не хотелось обидеть старика. Его самого когда-то Мудрых привел за ручку в цех, поставил к молоту.

— Ха-ха, — меж тем не думал унывать Перевязьев, — еще поглядим, кто кого уволит! — он был знаком с законодательством и делал вид, что держит про запас какие-то козыри.

— Никуда я не уйду! — уверял Хахин, приободрившись. — У меня жена тут… Куда я от нее?

Прокужина послали в поликлинику для врачебного заключения, инженер по технике безопасности составлял акт о несчастном случае на рабочем месте. Если травма серьезная, думал начальник, то надо ждать комиссии. Она проверяет все сразу, оптом: ограждение, обеспечение, условия труда… Будь на голове у Прокужина защитная каска, как того требуется, а у Галкина — занятые работой руки, то все было бы иначе. Загруженность должна быть полной, людей, механизмов, инструмента. Что делал в цехе Галкин? Ничего. Баловался.

Начальник сердито поглядел на парня. Тот на праздношатающегося не походил. И дорожки в цехе стали много чище. Но ничем другим начальник не мог объяснить его поведение: сначала чуть ни пришиб Прокужина, а после испугался и «языком вылизал» пол. Знакомая история. Не надо было шкодить. Теперь судьба Галкина зависела от Прокужина: подаст кузнец в суд и закрутится канитель!

Пришли в кабинет и сели. Начальник ослабил ворот у рубашки.

— Что будем делать? — спросил у Здоровиллы. Тот пожал плечами, дескать, начальству видней. Он чувствовал свою вину, но предложить ничего не мог. Голова болела от этого Галкина.

— Безотцовщина? — старался понять начальник.

— Да вроде нет, полный комплект: мать с папаней.

Начальник озадаченно молчал.

— Тебя как звать, парень?

— Аркадий.

— Гляди-ка, тезка! Я — Аркадий Витальевич, для сведения.

Насчет «Витальевича» начальник не мог бы поручиться, отца не помнил, а мать ничего не рассказывала. Может, имя придумала ради формы…