Ллойд Осборн - Несусветный багаж

Рассматривая указанную емкость, Моррис незаметно подтолкнул брата локтем. Бочка была новая, большая, на вид вполне крепкая. И это обстоятельство все перевесило, остальные нюансы не имели значения. Дело было тут же улажено. Плату внесли за месяц вперед, и уже через час братьев Финсбюри можно было видеть возвращающимися в свой ветхий домишко с ключом, символизирующим их временное право собственности, и спиртовкой, на которой они намерены были готовить себе пищу. Кроме того, разжились они пирогом со свининой впечатляющих размеров и литровой бутылкой виски наихудшего во всем Гемпшире качества. Но и это не все, поскольку братья решили изображать из себя художников-пейзажистов, то договорились о найме двуколки, которую им должны были доставить рано утром. Таким образом, добравшись до дому, они могли не без оснований считать, что все идет по плану.

Джон принялся заваривать чай. Моррис же, кружа по дому, к своей большой радости нашел на полке в кухне крышку от бочки. Теперь упаковка для посылки была у них в полном комплекте. Поскольку соломы он нигде поблизости не обнаружил, то решил завернуть покойника в несколько одеял, которые тем более подходили для этого, что использовать их для других целей любой из братьев вряд ли бы захотел. По мере того, как одна за другой устранялись трудности, настроение у Морриса улучшалось, доходя порой почти до восторга. Оставалась, однако, еще одна проблема, от решения которой зависел успех всего предприятия: согласится ли Джон остаться в этом пристанище на какое-то время в одиночестве? Пока что Моррис не решался его об этом спросить.

В прекрасном расположении духа сели братья за стол и начали кроить пирог. Моррис известил брата о том, что нашлась крышка от бочки, а Великий Вэнс выразил свое удовлетворение, выбивая дробь вилкой по столу в стиле лучших ударников лондонского мюзик-холла.

— Вот, — назидательно заметил Джон, — я с самого начала говорил, что бочка — это то, что надо.

— Конечно, конечно, — с готовностью подхватил Моррис, поняв, что сейчас самый подходящий момент, чтобы склонить брата к нужному решению. — Я думаю, что тебе надо будет остаться здесь на какое-то время, пока я не дам тебе знак. Я буду везде и всем говорить, что дядя остался на отдыхе в Нью-Гемпшире под твоей опекой. Иначе его отсутствие сразу будет бросаться в глаза.

У Джона отвисла челюсть.

— Что ты плетешь? Можешь сам торчать в этой дыре. Я лично ни за что на свете.

Моррис от волнения побагровел. Ему было ясно, что брата необходимо уговорить любой ценой.

— Вспомни, дорогой мой Джонни, о размерах тонтины . Если у меня получится, каждый из нас огребет по пятьдесят тысяч, да больше, по шестьдесят.

— А если не получится? — возразил Джон. — Что тогда? Как тогда будет выглядеть наш банковский счет?

— Я оплачу затраты, — заявил Моррис, с трудом преодолевая внутреннее сопротивление. — Ты на этом ничего не потеряешь.

— Ну что ж, — рассмеялся Джон. — Если потери ты возместишь, а половина прибыли в случае удачи моя, то ничего не имею против того, чтобы посидеть тут несколько дней.

— Несколько дней! — с трудом сдерживая гнев, воскликнул Моррис. — Да ты больше времени тратишь, пытаясь выиграть пять фунтов на скачках!

— Может, и больше, — пожал плечами Джон. — Такая уж у меня тонкая, артистическая натура.

— Кошмар! — Моррис больше не мог сдержать возмущения. — Я беру на себя все риски, плачу издержки, делюсь прибылью, а ты пальцем не хочешь пошевелить, чтобы мне помочь. Это некрасиво, не по-братски, наконец, это просто непорядочно.

— Но давай все же предположим, — примирительно сказал Джон, на которого резкие слова брата произвели-таки впечатление, — предположим, однако, что дядя Мастерман жив и проживет еще лет десять. Я что, так и буду тут все это время торчать?

— Ну конечно нет, — ответил Моррис еще более примирительным тоном. — Никто не требует от тебя больше месяца. Если дядя Мастерман до тех пор не умрет, ты сможешь поехать за границу.

— За границу? — обрадовался Джон. — Слушай, а почему мне сразу туда не поехать? Ты мог бы всем говорить, что мы с дядей Джозефом развлекаемся в Париже.

— Не говори чепухи.

— Нет, ты подумай, — настаивал Джон. — Ведь это самый настоящий хлев. И сырой к тому же. Ты же сам говорил, что тут сыро.

— Это я столяру говорил, — напомнил Моррис, — чтобы цену снизить. Уж если на то пошло, видал я дома и похуже.

— Ладно, а что я тут буду делать, — продолжал жаловаться Джон. — Приятелей же я не могу сюда пригласить.

— Джонни, дорогой мой, если ты не хочешь хоть чуточку потрудиться ради тонтины , так и скажи, не крути вола, я тогда плюну на все это дело.

— Надеюсь, что в расчетах ты не ошибся. Ну что ж, — Джон тяжело вздохнул. — Присылай мне хотя бы иллюстрированные журналы. Будем бороться с трудностями.

Ближе к вечеру стала напоминать о себе мошкара, тучами кружившая вокруг дома. Пронизывающий холод вползал во все щели, камин дымил, по стеклам окон барабанил косой дождь. Изредка, когда мрачность настроения достигала апогея, Моррис вытаскивал бутылку виски. Джон поначалу охотно присоединялся к этим предложениям, но продолжалось это недолго. Братья дружно согласились, что это наихудший виски во всем Гемпшире. Лишь те, кто бывал в этом графстве, способны оценить всю уничижительность подобной оценки. В конце концов, даже Великий Вэнс (которого явно нельзя было причислить к тонким ценителям алкоголя) стал отказываться от угощения. Сгущающийся сумрак, которого не могла рассеять единственная свеча, не способствовал улучшению настроения. Джон перестал высвистывать что-то на пальцах, других развлечений не было, и он сидел молча, горько сожалея в душе о сделанных уступках.

— Нет, все-таки целый месяц я тут не высижу, — пожаловался он вслух. — Да и никто бы не высидел. Это невозможно. Тут даже узники Бастилии взбунтовались бы.

Делая вид, что не слышит, Моррис предложил сыграть в кости. На какие только компромиссы не идет человек, выполняющий важную дипломатическую миссию. Кости были любимой игрой Джона, точнее, единственной, которую он вообще признавал, поскольку остальные, по его мнению, требовали слишком много умственных усилий. В этой же игре ему сопутствовали и талант, и везение. Моррис, наоборот, считал игру в кости никчемным занятием. Возможно потому, что ему вечно в ней не везло, всегда оставался в проигрыше и очень из-за этого переживал. Но неустойчивое настроение Джона внушало опасения, и старший брат был готов на любые жертвы.

В восьмом часу Моррис, испытывая нечеловеческие муки, удосужился проиграть десятка полтора шиллингов. И больше не выдержал, несмотря на почти физическую реальность стоящей перед глазами тонтины . Сказав, что отыграется в следующий раз, предложил заняться приготовлением ужина с грогом.