Ллойд Осборн - Несусветный багаж

— Восемьсот фунтов, мистер Джадкин, — ответил кассир.

— Дент Питман! — воскликнул Моррис, под которым чуть не подкосились ноги.

— Что вы говорите? — переспросил мистер Джадкин.

— Нет, ничего, это поговорка такая, — пролепетал несчастный Моррис.

— Надеюсь, что ничего плохого не случилось? — заботливо поинтересовался мистер Белл.

— Я единственно могу вас заверить, — заявил Моррис, — что ничего подобного произойти просто не могло. Мой дядя находится сейчас в Борнмуте и не встает с постели.

— Разве? — удивился мистер Белл, забирая чек у мистера Джадкина. — Но этот чек подписан в Лондоне и притом датирован сегодняшним числом.

— Ах, это случайно, по ошибке, — пытался оправдаться Моррис, хотя его лицо и шея залились яркой краской.

— Разумеется, разумеется, — согласился мистер Джадкин, внимательно, однако, приглядываясь к клиенту.

— И… и… — снова начал Моррис. — Если даже нет покрытия, то ведь речь идет об очень незначительной сумме… наша фирма… семья Финсбюри… может дать все необходимые гарантии, что столь небольшое превышение счета…

— Несомненно, мистер Финсбюри, — ответил мистер Джадкин, — если возникнет такая необходимость, мы примем это во внимание. Но мне не кажется, что… короче говоря, мистер Финсбюри, подпись на этом чеке не представляется мне очень четкой.

— Пустяки! — все больше нервничая, ответил Моррис. — Попрошу дядю, чтобы подписал заново. По правде говоря, — продолжил он, снова набравшись храбрости, — дядя так плохо себя чувствует, что был не в состоянии подписаться без посторонней помощи, отсюда и ваши сомнения.

Мистер Джадкин внимательно посмотрел в глаза Моррису, потом перевел взгляд на мистера Белла.

— Возможно, что мы стали жертвой мошенничества. Я прошу вас заверить мистера Финсбюри, что наши детективы сейчас же этим займутся. Что же касается вашего чека, то должен с сожалением заявить, что мы не можем счесть его, как бы это сказать… надлежаще оформленным документом.

Моррис механическим движением забрал чек. Он уже думал о чем-то другом.

— Это означает, — сказал он, — что мы понесли убытки, то есть мой дядя и я.

— Не обязательно, — возразил мистер Белл. — Банк несет ответственность, и либо мы найдем ваши деньги, либо их вам возместим. Вы можете на нас положиться.

Лицо у Морриса вытянулось, но в мозгу у него сверкнула новая искра надежды.

— Вот что, господа, — сказал он. — Оставьте это дело мне. Я сам им займусь. Кое-какие мысли на этот счет у меня есть, а кроме того, детективы недешево обходятся.

— Об этом не может быть и речи, — заявил мистер Джадкин. — Мы рискуем потерять две-три тысячи фунтов. Банк же в случае необходимости готов затратить гораздо больше. Непойманный мошенник — это постоянно действующая угроза. Мы выясним дело до конца, можете быть спокойны.

— В таком случае я беру все убытки на себя, — решительно заявил Моррис. — Категорически запрещаю вам проводить какие-либо расследования.

— Должен перед вами извиниться, но при всем к вам уважении решать такие проблемы с вами мы не можем. Вам придется согласовать это решение с вашим дядей. Если он придет к такому же выводу и либо сам тут появится, либо разрешит мне посетить его на больничном ложе…

— Это совершенно исключено! — воскликнул Моррис.

— Ну вот, вы сами видите, что руки у нас связаны. Нам придется немедленно подключить к этому делу полицию.

Моррис машинально сложил чек и спрятал его в карман.

— До свиданья, — сказал он и непонятно каким чудом нашел в себе силы достойно удалиться.

— Никак не пойму, что они такого подозревают, — размышлял Моррис. — И вообще все непонятно, все их поведение было каким-то странным. Впрочем, уже неважно: все кончено. Деньги со счета исчезли, полиция идет по следу; через два часа Питмана арестуют… и вся история с трупом появится в вечерних газетах.

Если бы Моррис мог слышать разговор, который происходил после его ухода в банке, он был бы не столь напуган возможными последствиями вмешательства полиции, хотя других поводов для беспокойства у него, наверно, прибавилось бы.

— Удивительное дело, мистер Белл, — сказал мистер Джадкин.

— Да уж, сэр, но мы, кажется, нагнали на него страху.

— Вряд ли мы еще когда-нибудь увидим мистера Финсбюри, — ответил начальник. — Это было первое ему предостережение. Наша фирма так давно вела с ними дела, что я предпочел поступить в данном случае как можно более снисходительно. Но вы уверены, что вчера никакой ошибки не произошло? Это был действительно мистер Финсбюри-старший?

— В этом нет никаких сомнений, — рассмеялся мистер Белл. — Он долго объяснял мне принципы банковского дела.

— Ну и ну, — изумился мистер Джадкин. — Если он появится еще раз, пусть зайдет ко мне. Надо его предостеречь.

Норфолк-стрит — которую жильцы мистера Питмана в шутку называли островом Норфолк — не отличалась ни протяженностью, ни красотой, ни благоустроенностью. Случалось увидеть тут малопривлекательной внешности девиц, рассчитывающих на неожиданный профит в виде поставленной кем-то кружки пива или на то, что кто-то услышит издаваемый ими едва различимый амурный шепот. Дважды в день по улице проходил человек, скупающий бездомных кошек. Заглянувший сюда шарманщик быстро удалялся с разочарованным видом. В праздничные дни улица становилась ареной для проявления доблести местной молодежи, и жители ближайших домов имели возможность ознакомиться со всем арсеналом приемов защиты и нападения в современном рукопашном бою. В одном только отношении Норфолк-стрит могла предъявить свои претензии на звание приличной улицы: на ней не было никаких торговых заведений, если не считать одного — питейного, да и оно находилось уже у самой Кингс-роад.

На дверях дома под номером семь красовалась медная табличка с надписью «У. Д. Питман. Художник». И табличка была не вполне медной, и сам дом с первого взгляда не вызывал горячего желания в нем поселиться. Тем не менее, дом этот можно считать примечательным, по крайней мере, для читателя этой повести, ибо в нем, действительно, жил художник — художник в некотором смысле выдающийся, а именно в смысле сопутствующего ему невезения. Его творчеству не была посвящена ни одна статья в специальных иллюстрированных изданиях, никогда нигде не выставлялись на обозрение публики гравюры с названиями «Кот в гостиной» или «Камин в мастерской» (имеются в виду комнаты в доме номер семь), ни одна журналистка не поделилась с читателями своими впечатлениями от той «лишенной аффектации простоте», с которой принял ее мистер Питман в окружении своих шедевров. Я бы охотно исправил все эти упущения, но нас интересует в данном случае не столько сам дом, сколько его задворки.