Лео Таксиль - Забавное Евангелие

Иисуса ввели в преторию. На какое-то время его оставили там одного, однако стража охраняла все входы и выходы. Пилат вышел к обвиняемому. Крепко связанный, сын голубя имел такой жалкий вид и настолько не походил на опасного преступника, что Пилат проникся к нему сочувствием. Он уже слышал о пророчествах этого темного простолюдина и о его призывах к восстанию против римлян, однако, пока никакого восстания не предвиделось, предпочитал не заносить карающую десницу.

Итак, Пилат посмотрел на бывшего плотника, вышел к иудеям и спросил:

– В чем вы обвиняете этого человека, приведенного в мою преторию?

В ответ посыпались обвинения, как из дырявого мешка:

– Он бунтовщик!

– Греховодник!

– Он восставал против наших законов, карающих прелюбодеек!

– Он нарушал закон субботы, запрещающий трудиться в день праздника саббат!

– Он путался с гулящими девками!

– Он подстрекал народ против правительства!

– Это бродяга!

– Мародер!

– Он украл осла!

И так далее и тому подобное.

– Все это понятно, – ответил Пилат, – но мне-то какое дело до вашего пленника? Берите его и наказывайте по своим законам.

– Видите ли, – возразил ему один из мудрецов синедриона, – ряд совершенных им преступлений у нас карается по закону смертной казнью. А вы сами знаете, что после того, как наша страна вошла в состав Римской империи, мы потеряли право выносить смертные приговоры без предварительного согласования с представителями цезаря.

– Это весьма опасный смутьян! – добавил другой, видимо, сборщик местных налогов. – Неоднократно призывал он народ не платить налоги, говоря, что он царь иудейский. Кроме того, он уверял, будто он Христос, то есть спаситель, или мессия, призванный освободить Иудею. А это еще хуже!

– Хорошо, – согласился Пилат. – Но сначала я хочу его допросить.

Правитель вернулся к Иисусу.

– Послушай, ты в самом деле считаешь себя царем иудейским? – спросил он.

Иисус ответил:

– Вы спрашиваете об этом по собственному желанию? Или по наущению врагов моих, которые обвиняют меня, будто бы я считаю себя царем иудейским? У него снова работала только человеческая сущность, а потому Христос просто увильнул от ответа. Пилат поморщился.

– До твоих врагов мне нет никакого дела. Я римлянин, а не еврей. В ваши иудейские раздоры я не вмешиваюсь. Твой народ и твои жрецы привели тебя ко мне. Объясни, что ты сделал?

Однако Иисус воздержался от ответа.

– Скажи хотя бы, что представляет собой твое царство, на которое ты, говорят, претендуешь?

– Мое царство не здесь. Если бы это царство было на земле, мои приверженцы сражались бы за меня и не дали бы мне попасть в руки врагов моих.

– Значит, ты царь без царства?

– Повторяю: мое царство не от мира сего.

– Где бы оно ни было, ты все-таки считаешь себя монархом, не так ли?

Значит, ты царь?

– Вот именно, вы сказали.

«Похоже, бедняга просто слабоумный», – подумал Пилат. Он снова вышел к первосвященникам и народу.

– По-моему, – сказал он, – ваш пленник не заслуживает виселицы.

В ответ вся толпа дружно завопила:

– Нет, нет! Заслуживает! Смерть ему!

И снова на помазанную миром голову посыпались самые страшные обвинения.

Тогда правитель приказал привести Иисуса и обратился к нему:

– Слышишь, сколько свидетельствуют против тебя? Бывший плотник хранил молчание. Ему снова предъявили обвинение в подстрекательстве к мятежу, и Пилат спросил:

– Где же он вел мятежные речи?

– Повсюду! – ответили ему. – От Галилеи до Иерусалима!

Слово «Галилея» подсказало правителю выход из положения: он вовсе не собирался брать на себя ответственность за это запутанное дело.

– Послушай-ка, Иисус, – обрадовано сказал он, – а ты случайно не галилеянин?

– Конечно, галилеянин!

– В таком случае, господа, – проговорил Пилат, обращаясь к первосвященникам и народу, – это дело не входит в мою компетенцию. Оно касается только Ирода. Так что берите вашего обвиняемого, и пусть его вешает Ирод, если хочет. Я здесь ни при чем.

И вот Иисуса повели к тетрарху. Ирод уже был наслышан о Христе. Как сообщает евангелист Лука, «Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно желал видеть его, потому что… надеялся увидеть от него какое-нибудь чудо». К сожалению, в тот день Иисус был не в ударе и решительно отказался продемонстрировать даже самый пустяковый фокус. Тщетно упрашивал его

Ирод: бывший плотник, по одному слову которого якобы двигались горы, ничего не сказал и ничего не совершил.

Ирод, как и Пилат, подумал, что у обвиняемого просто не все дома и что вряд ли можно возлагать на него ответственность за подстрекательскую болтовню. Он приказал облачить Иисуса в белые одежды – общепринятая в те дни форма для сумасшедших и слабоумных – и в таком виде отослал его обратно к Пилату.

Римский правитель был уже сыт этой историей по горло.

– Вы приводили ко мне этого человека, – сказал он первосвященникам, – и обвиняли его в том, будто он подбивает народ на восстание. Я его допросил и не считаю опасным преступником. Я отослал его к Ироду, но и тот не счел возможным предать его смерти. Чего же вы еще хотите?

Жрецы храма, уже совершившие утренние жертвоприношения и прибежавшие к тому времени во дворец Пилата встретили его слова глухим ропотом. Им нужно было отделаться от Назарянина любой ценой! Как известно, священно служители всех времен и народов отличались одинаковой жестокостью.

Услышав ропот, Понтий Пилат решил их успокоить и предложил:

– За всякие мелкие провинности Иисус будет наказан: я прикажу его выпороть, но потом отпущу.

– Нет, нет! – закричали иерусалимские попы. – Мы со всем не за этим пришли! По нашим законам он должен умереть. Смерть ему.

Тогда правителю пришла в голову мысль, лишний раз свидетельствующая, что он был человеком гуманным. Понтий Пилат вспомнил о своем праве амнистировать на пасху одного заключенного. Это делалось, чтобы народ не забывал о милосердии римлян.

Он приказал своим воинам привести из тюрьмы самого мерзкого преступника. Это был некий Варавва, совершивший на своем веку все мыслимые и немыслимые злодеяния.

Замысел Пилата был прост.

«Я покажу толпе Иисуса и Варавву, – думал он. – А потом спрошу: „Кого вы хотите, чтобы я отпустил?“ Священники злы на Иисуса, однако народ должен больше страшиться Вараввы. Кроме того, сегодня здесь у дворца собрался почти весь Иерусалим. Если этот Иисус действительно исцелил множество калек, как уверяют его последователи, все эти бывшие хромые, слепые, кривые, прокаженные и паралитики должны встать горой за своего врачевателя».

Идея была, право же, неплоха!

Но – увы, увы и еще раз увы! – Пилат не учел человеческой неблагодарности. Он не подозревал, что бывшие кривые, бывшие хромые, бывшие безногие и тому подобные первыми потребуют смерти для своего исцелителя и уж во всяком случае присоединятся к хору врагов Иисуса. Поэтому, когда Пилат представил народу Иисуса и Варавву, он услышал в ответ единодушный вопль: