Сергей Козлов - Байки офицерского кафе-2. Забавные истории из жизни спецназа ГРУ ГШ

Вскоре аналогичные наклонности обнаружились у двух штабных офицеров. Их застал в разгар утех не вовремя вернувшийся офицер, проживавший с ними в одной комнате.

Но круче всех был начальник отделения кадров и строевого майор Зайцев. Его в отпуске тщетно пыталась охмурить одна из прапорщиц, отправившаяся с ним вместе в круиз. Все выяснилось, когда в штаб с жалобой на майора обратился солдат. Суть претензии заключалась в том, что майор предложил заняться с солдатом оральным сексом. А за проявленное солдатом мужество и героизм (риск лишиться мужского достоинства все же имел место) майор ему обещал отправить представление на медаль «За боевые заслуги». Но подлый майор, исполнив минет, ни на медаль «За боевые заслуги», ни даже на значок «За половые потуги» представления не отправил. Солдат просил вое-становить справедливость. Состоялось разбирательство, Зайцев вынужден был давать объяснения в письменном виде. Там, в частности, он оправдывался тем, что «действительно брал член в рот, но солдата до оргазма не доводил».

Странное дело, но даже при действовавшей в то время 122 статье УК РСФСР «За мужеложество», этим «сизарям» абсолютно ничего не было.

В 1984 году в одной из мотострелких рот семидесятой бригады выявились преступные действия командира роты, Валеры Кузьмина. Ему инкриминировали грабеж мирного населения и убийства. Сначала приговорили к расстрелу, затем он лет шесть отсидел в камере смертников, а после был освобожден.

Но суть не в том. В ходе расследования выяснилось, что для прикрытия его противоправной деятельности он «отстегивал» различные суммы командованию и политотделу соединения. В частности, он сообщил, что такого-то числа в батальон прилетал на вертолете парторг бригады подполковник Волков, которому Валера передал пятьдесят тысяч афгани. Началось расследование факта взятки.

Интересно объяснение Волкова, который признал, что деньги от Кузьмина он получил: «Но при перелете обратно деньги, находившиеся в целлофановом пакете, выдуло через открытую дверь». Удивительно другое — что даже при наличии такого, явно украденного у Челентано в кинокартине «Блеф» объяснения, Волков — «ум, честь и совесть нашей эпохи» — остался на своей должности.

В начале 1985 года я возвращался из своего первого отпуска в Афганистан. Честно говоря, ситуация в Союзе, где мне не с кем было перекинуться парой слов так, чтобы меня поняли, меня так достала, что в Афган мне не просто хотелось, я туда рвался. Нет, конечно, все в Союзе проявляли особое уважение, но рассказать, что там действительно происходит, без опасности выглядеть трепачом, было сложно. А не сделав этого, не добьешься понимания со стороны собеседника. Поэтому, несмотря на то что мне еще полагался отпуск по болезни продолжительностью три недели, я решил его не использовать и вернуться «на ридну Афганщину». Перед отъездом один из друзей отца подарил мне неплохой нож ручной работы. Правда, малость перекаленный. Но работа была вполне приличная, а ножны кожаные с восточной инкрустацией. Нож для разведчика — вещь необходимая, поэтому я принял подарок с благодарностью, не забыв, по обычаю, отдать за нож «железную деньгу».

Перед вылетом из Ташкента имевшуюся наличность растратил «в пьянках-гулянках». Оставалось рублей пять.

Раннее утро в Тузеле. Толпа хмурых и непохмелен-ных мужиков. Изредка встречаются и гражданки, летящие с нами. Кто-то, благоразумный, припрятав на утро бутылку пива, дует ее из горла. Кто-то соображает, поправляя голову втроем. Стоим в очереди на таможню. Очередь двигается слабо. Таможенники, хоть и «шманают» отлетающих, но выгоду свою не упустят. В Афгане, где объявлен «сухой» закон, водка стоит от 15 до 50 чеков. А вывозить можно не более литра водки и двух литров вина. Но все стараются провезти больше нормы. Для этого спирт маскируют под компоты с фруктами, закатывают огурцы в банки с водкой или самогоном.

Кого-то ловят, кто-то проскакивает. При выявлении очередного нарушителя «лишняя» водка принципиально, чтоб не досталась врагу, передается обратно в очередь, где ее и «приговаривают» сотоварищи.

Я тоже везу не литр водки, а три. Друзья написали, что мой орден «Красное знамя», ходивший, как беременная женщина девять месяцев, наконец прибыл. Обмыть его — дело святое.

На вопрос таможенника честно признаюсь, что везу лишнюю водку, но объясняю для чего. Таможенник понимающе кивает и водку оставляет. Далее задает дежурный вопрос о наличии холодного оружия. В другой ситуации можно было бы и слукавить, но после такого взаимопонимания честно показываю подарок.

— Надо позвать пограничника, — говорит таможенник, — если он разрешит, я не против.

Но пограничник, увидев нож, даже и разговаривать не стал. Судя по всему, он собирал подобные трофеи и прикинул, что нож этот будет неплохо смотреться в его коллекции.

Ни объяснения, что я — офицер спецназа, и мне нож нужен для работы, ни то, что это подарок друга отца, на погранца не действовали.

— Будем оформлять акт изъятия, — сухо сказал он.

Зло меня взяло на этот беспредел.

— Зачем же бумагу пачкать, — сказал я и, поднапрягшись, сломал нож о колено, держа лезвие в кожаных ножнах, чтобы не порезаться. Средний кусок клинка со звоном вылетел на кафель пола.

Что тут началось! Пограничник орал, как потерпевший. Меня отстранили от вылета, влепили в паспорт штамп: «Уклонялся от вылета», который ставили тем, кто «синячил» до бесчувствия в Ташкенте, чтобы как угодно оттянуть дату возвращения в Афган. Паспорт изъяли и обещали вернуть только спустя три дня в ОКПП Ташкент.

Это была засада. При минимуме денег надо было где-то жить и что-то есть. Но, понимая ситуацию, совершенно незнакомые мужики из очереди скинулись у кого сколько осталось советских денег. С ними я и дотянул до злополучного дня возвращения паспорта.

Делать было нечего, и я скитался у аэровокзала, убивая время. Стайки цыганок давно срисовали меня, и наконец одна из них подкатила с неизменным:

— Маладой, красивый! Давай погадаю!

К цыганкам у меня никакого доверия не было никогда. В другой ситуации я бы, не тратя время, просто бы послал ее. Но тут-то и задача состояла в том, чтобы время убить. «Чем я рискую? — подумал я. — Денег я ей все равно не дам. Пусть тарахтит что-нибудь, все не так скучно».

Цыганка оживилась и начала с того, чтобы я ни в коем случае денег ей не давал. Ее требования не шли вразрез с моими желаниями.

— Достань денежку!

Я повиновался и достал копеек десять.

— Теперь заверни их в бумажку.

Очевидно, имелась в виду не туалетная бумага, а бумажные деньги. Я усмехнулся и завернул в пятерку, попавшуюся у меня в кармане.