Эдуард Коридоров - 40 градусов

Я попробовал сообщить, но выяснилось, что губы не слушаются. Некоторое время я пытался управлять губами мануально, при помощи верхних конечностей. Безрезультатно.

Пока я мычал, телефонный милиционер оставался на связи, как бы желая мне хоть как-то помочь. Он, держащий руку на пульсе огромного города, тратил драгоценные секунды в надежде получить-таки сигнал от безвестного пострадавшего.

Помучившись, я плюнул с досады и поплелся пешком домой.

И ни один вечерний прохожий из числа гражданских не обратил на меня внимания.

Меня позвали на встречу с лидером городских «афганцев» Евгением Петровым.

Он пострадал в ходе дележки власти и бизнеса. Его засадили за решетку. Он посидел немного и сумел выбраться. Теперь бизнес-сообщество с трепетом ожидало ответа. В отдаленных районах города уже погромыхивало. Горели чьи-то ларьки, местами возникали перестрелки. В центре пока было тихо.

Вся эта катавасия шла мимо меня. Не пересекался я ни с Петровым, ни с его обидчиками. Не было за мной никаких журналистских грехов. Поэтому я отправился на встречу с лидером. Из интереса.

Такие встречи и впрямь были интересны. Звучали неожиданные предложения. Так, например, лидер «уралмашевской» группировки позвал меня, чтобы я организовал для братвы газету.

– Мы растем, развиваемся, – натужно гудел лидер. – Вот уже в урановый бизнес залезли. Очень нам своя газета нужна.

– Так вы купите любую из тех, что уже существуют, – не понимал я.

– Да таких-то, типа – оппозиционных, у нас уже есть парочка. Нам другая газета нужна.

– Какая же? Для чего?

– Мы растем, развиваемся, – терпеливо повторял лидер. – Проблемки возникают. Бригад все больше, управлять все сложнее. Пацаны интересуются, как живут другие бригады, вопросы задают. Я уже устал, как Павел Петрович Бажов, пацанам уральские сказы на сотый раз пересказывать. Охрип уже. А тут взял, выпустил газетку про нашу жизнь, в бригадах люди почитали, прониклись, успокоились, новую газетку ждут. И все в шоколаде.

Только тут до меня дошло, что мафия заказывает мне многотиражку – для внутреннего употребления. Жизнь тогда, на излете двадцатого века, была богаче самых смелых фантазий. Непредсказуемая и веселая была жизнь.

Итак, к Евгению Петрову вело меня вполне объяснимое любопытство. Фантазировать относительно предмета нашего разговора я даже не пытался.

Меня препроводили в дальний закуток одного неприметного кафе. Внутри было пусто. За девственно чистым столом в полном одиночестве хмуро восседал Петров. Он заметно похудел. Я помнил его по фотографиям еще до отсидки.

Я примостился рядом с Петровым, и некоторое время мы молчали, не глядя друг на друга. Здраво рассудив, что первым должен заговорить инициатор встречи, я молча ждал.

К нам подошел официант.

– Мне как обычно, – бросил Петров.

Официант вопросительно посмотрел на меня.

У меня было совсем мало денег.

– Рюмку водки, – подумав, сказал я.

– И все? – уточнил официант.

– И все, – подтвердил я.

Еще минут десять протекли столь же содержательно. Может быть, тюрьма особым образом повлияла на Петрова, размышлял я. Человек приучился к самокопанию, отвык от общества. И так-то психика расшатана на афганской войне, а тут новые испытания.

Официант вернулся и утвердил передо мной небольшую рюмочку. А перед Петровым возник гигантский фарфоровый тазик, с горкой наполненный очищенными вареными яйцами.

Лидер «афганцев» флегматично брал одно яйцо за другим и отправлял в рот. Он напоминал худого голодного удава. Яйца исчезали в Петрове, как в шляпе фокусника. Незаметно было, чтобы он их жевал.

Съев десятка два яиц, Петров начал говорить, все так же хмуро глядя перед собой.

– Убивают пацанов, – без выражения сказал он. – Вчера вот еще одного похоронили. Шестнадцать лет, жизни не видел. Теперь в могиле лежит. Мы родителям поможем, но тут одних денег мало. Память нужна. Родителям она нужна, нам нужна.

– Хотите некролог опубликовать? – осторожно уточнил я.

– Каждую неделю пацанов хороним, – помолчав, сурово продолжил Петров. – Каждую неделю у нас до трех трупов. Кладем пацанов в могилу. Одного за другим. А что после них остается? Они жизни не видели.

– Так что же вы хотите? – не вытерпев, прямо спросил я.

– Память нужна, – повторил Петров. – Книжку хотим сделать про наших пацанов. Родители почитают, друзья полистают. И вспомнят пацанов. Напиши про каждого пацана по страничке. Фото, биография, где родился, как учился. Описание, как жил, над чем работал. И как погиб. Мы тебе заплатим, не обидим.

Я в ужасе представил себе этот мартиролог. Даже не саму книжку, о которой мечтал Петров, а то, через что придется пройти ее автору.

Как наяву, прошелестели передо мной страницы с физиономиями убиенных боевиков, сдержанная обложка, украшенная моей фамилией.

– Когда нужна эта книжка? – на всякий случай спросил я. – К какому сроку?

– Срок нам не важен, – ответил Петров. – Ты, главное, пиши. Мы каждую неделю пацанов хороним.

Промямлив что-то неопределенное, я выпил свою водку и поспешил прочь. Лидер «афганцев» остался одиноко сидеть за столом. Уходя, краем глаза я увидел, как он заглотил очередное яйцо.

– Там тебя спрашивают! – прилетела ко мне девочка из рекламного отдела.

– Кто? – равнодушно отозвался я.

– Бандиты! – пояснила девочка.

Город в ту пору кишел бандитами. Под занавес горбачевской перестройки спортивная слава города конвертировалась в бандитское богатство. Раздавшиеся вширь бывшие чемпионы выгружались из «мерсов», имея на себе златые цепи, малиновые пиджаки поверх необъятных футболок и фирменные «треники» поверх стоптанных штиблет.

Эта интересная поросль не могла похвастаться напряженной внутренней жизнью и долгой биографией. Она хвасталась своим сегодняшним существованием и на большее не рассчитывала. Пиджаки и машины быстро меняли хозяев.

Я спустился этажом ниже, в офис нашей радиокомпании.

В офисе скучали два братка, одинаковых, будто откомандированных из сказочного ларца. Стулья под ними прогибались. Увидев меня, старший грузно поднялся и произнес, с уважением подбирая слова:

– Ну, короче, наши типа зовут тебя реально посидеть, раз вчера такое дело.

Вчера у меня случился заказной эфир с руководством некой фирмы. Руководству, из «афганской» группировки, понадобилось отстирать свою репутацию. История вполне рядовая. Они отстирывали, я не мешал. Видимо, у меня получилось.

Я призадумался. С одной стороны, не любил я ветеранов локальных войн. Публика это, как правило, психованная, не упускающая случая козырнуть своим героическим прошлым. И козыряла она им истеричнее вокзальных попрошаек.