Элина Савва - Адам и Ева постсоветского периода

– И выпила? – глаза Петра Иваныча загорелись лукавым молодым огоньком.

– Как ты узнал? – ахнула жена.

– От тебя пахнет! – весело констатировал супруг.

– Я…. – голос Елены Андревны задрожал, подбородочек мелко-мелко затрясся, губы искривились в перевёрнутый полумесяц, – я не выдержала! – подползла она ближе к Петру Иванычу. – Ты был прав!

– Прости! – наконец-то выдохнула из себя Елена Андревна, и, уткнувшись в волосатую грудь супруга, разревелась, как маленькая девчонка.

В ту ночь Елена Андревна заснула на руке мужа – в своей любимой позе.

Однажды, попивая утренний кофеёк, любуясь своим пухленьким, сдобным, изогнутым изящной «подковкой» мизинчиком, Елена Андревна заметила в газете, забытой мужем на столе, кое-что любопытное, а именно: интервью со знаменитой в советское время певицей – Анной Ортодоксальцевой. В 90-е Анна пропала с экранов телевизоров и вот, в начале нулевых, снова объявилась. Елене Андревне стало очень любопытно, что произошло с любимой певицей. Анна отличалась от всех барышень социалистической эстрады: творчеством – исполняла под гитару русский фольклор в собственной оригинальной обработке; стилем – яркий, расшитый «а-ля русс» сарафан, белая рубашка с пышными рукавами, длинные, распущенные волосы, подхваченные лентой с этно-бумбонами, озорной взгляд, задорная улыбка…

Елена Андреевна с большим интересом погрузилась в чтение интервью. Ортдоксальцева говорила о том, что продолжает петь: «Она таки осталась певицей – это уже хорошо!», только тематика песен несколько изменилась в связи с обретением за годы безвременья православной веры. В этом месте Елена Андревна тихонько понимающе вздохнула. В конце беседы, на невинный, модный вопрос журналиста: «Кто Вы по гороскопу?», Ортодоксальцева вдруг резко и кратко воскликнула:

– Да вы что, я – православная!!!

В поддержку фразы любимой певицы Елена Андревна удовлетворённо крякнула, хотя и пронеслось у неё где-то на задворках подсознания: «Резковато как-то…»

На фото в газете Ортодксальцева была всё в том же фольклорном одеянии, что и 20 лет назад, только время затушевало озорные огоньки в глазах и напрочь стёрло улыбку, которая так нравилась Петру Иванычу. Как только певица появлялась на экране, Пётр Иваныч откладывал газету и слушал, с блаженной улыбкой, сложив ладошки на животе. И даже, если был в другой комнате и вдруг слышал звук Ортодоксальцевской гитары – по ТВ или по радио – бежал к источнику звука, принимая вышеописанную позу и, иже с ней, выражение лица. Елена Андревна даже немного ревновала. Её так внимательно Петя давно не слушал, а, если слушал – то без улыбки.

Вспомнив, как давно супруги Кипятковы не посещали культурные мероприятия да и, вообще, не были «на людях», Елена Андревна замечталась: «Вот, хорошо бы на выступление Анны Ортодоксальцевой сходить. Давно мы с Петей на концерте не были…». И Елена Андревна с тоской вспомнила, как приезжал весь в блёстках Киркоров с томным взглядом, и как ей хотелось посетить его выступление, и как они высчитали, что денег хватит только на один билет, и как без Петра Иваныча (хоть он, по секрету от жены, терпеть не мог данного певца) она идти категорически отказалась, представив, что будет одна бродить, с тоскливым выражением лица, словно потерявшийся в супермаркете ребёнок, поскальзываясь на высоких шпильках на мраморном полу вестибюля ДК, в то время как привыкла гордо вышагивать перед знакомыми под руку с супругом.

А однажды к ним в город пожаловала сама Примадонна советской и постсоветской эстрады, и опять история с деньгами токмо на один билет повторилась.

Позвонив в ДК и узнав цены на билеты концерта Ортодоксальцевой, Елена Андревна приободрилась и мысленно радостно потирала руки: «Вот, хорошо! Расслабимся, отдохнём, проведём уютный семейный вечер – я, наконец-то, платье своё любимое надену… И серьги к нему…» – замечталась наша героиня, представив себя во всём своём концертном великолепии под свисающими, как застывшие стеклянные капли, огромными люстрами ДК, похожими на церковные паникадила… «Ах! она, наверное, что-нибудь о вере будет петь, и о душе – раз такая талантливая женщина к Церкви пришла, обязательно будет что-нибудь такое в репертуаре… Может, на Петеньку это произведёт православный эффект…» Елена Андревна вздохнула. Петя уже не нервничал и не раздражался, когда она уходила на долгие церковные службы, но её не сопровождал. А она так хотела видеть его в церкви! Представляла, как он, смущаясь, стоит впервые в очереди на исповедь, ежесекундно сомневаясь – может уйти? – и, поправив съезжающие очки, решительно шагнув к священнику в последний момент; как, ещё до конца не осознавая всей важности, подходит в первый раз к Чаше… Но, вместо этого, супруги Кипятковы проводили время в бесконечных, бурных спорах.

Когда Елена Андревна пыталась его убедить вербально о необходимости верить, Пётр Иваныч спрашивал, зачем же непременно нужно для этого ходить в церковь. Елена Андревна рассказывала ему о Таинствах. Тогда Пётр Иваныч задавал следующий вопрос: «Если в Церкви всё подчинено жизни человеческой души, её спасению и Богу, отчего наплодилось так много различных конфессий, каждая из которых бьёт себя в грудь, называя истинной, и не желая договариваться с другой, а, иногда, переходя и к открытой войне за свою истинность?». Тут из Петра Иваныча сыпались исторические факты с именами и точными датами – оказывается, не зря он носил очки и углублялся он не только в газеты, как наивно полагала его супруга. «Здесь надо не понимать, а чувствовать!» – кричала она. «Дык, как же я почувствую, если я не понимаю!» – восклицал Пётр Иваныч. Елена Андревна терялась, пыталась доказывать – но ей не хватало этой самой начитанности. Тогда, испытывая недостаток фактов, как рыба, стукнувшаяся о толщу льда, при попытке всплыть на поверхность, Елена Андревна судорожно набирала пару раз воздуха в лёгкие, и, не закончив предложения, на слове: «В общем… (вдох), в общем… (ещё более глубокий вдох), ты – не прав!» – выдыхала она в лицо супругу, нередко после хлопнув дверью – то ли от обиды перед его образованием, то ли от страха, что он продолжит спор, а аргументировано ответить она не умеет. Пётр Иваныч ещё кричал вслед, покачивая головой в знак согласия своим мыслям (отчего очки сползали вниз по потной переносице), собрав пальцы пучком, словно зажав щепотку соли, и побрызгивая, как испорченный шаловливыми детьми водяной фонтанчик, слюной: «Еленочка, да ты пойми, я ж не обидеть тебя хочу, а разобраться! Я боюсь, что приду, для спасения души, раскроюсь, а меня под какими-нибудь лозунгами поведут не туда…» Но Елена Андревна лишь громко всхлипывала за дверью. «Ведь, так уже было… Неприятно себя снова наивным дураком чувствовать…» – бормотал уже себе под нос Пётр Иваныч, протирая носовым платком запотевшие в пылу спора стёкла очков.