Ф. Илин - Странные встречи славного мичмана Егоркина

– Правда, правда! Нужен график и план! – промычал набитым ртом Андрей.

– Ты – провокатор! Но, поскольку никто из них от депрессии не умирал, то этот вопрос они как-то решили!

– Удивительная история, Палыч! – сказал Андрей, – И вот, хотите – смейтесь, хотите – нет, готов поверить! Все-таки, особый праздник, хоть и сколько раз был он уже, а все же, где-то глубоко, ждешь чего-то, нового, необычного!

– Одно слово – Новый год!

– Везет вам, дядя Саша! – завистливо сказал Сергей Васин, – я вот тут знаю, где Дед Морозовский инвентарь достать, да и мысли кое-какие появились, – уже загорелся он какой-то идеей, «А если удастся – то появится новый рассказ о НАСТОЯЩЕМ деде Морозе!» И вообще – столько у вас воспоминаний о службе, о флоте!

– А вот при вашем поколении одни воспоминания останутся… от флота! – издевался Коромыслин.

– Ну, вот, совсем весело пошутил!

– Только на флоте могут случаться такие истории! Ну и только на Северном флоте смогут затащить с улицы и вовлечь в свой коллектив даже Деда Мороза! Это им не Москва, куда его под конвоем милиции возят из Устюга, сам видел! Он там и шелохнуться боится! А у нас..

– Слушай, а чего бы ему сейчас, к нам прямо в гараж не завернуть!

– Ну, это перебор! Да и елки в гараже нет…

– Обижаешь! Вон она, маленькая, на книжной полке стоит!

Там действительно стояла двадцатисантиметровая елочка с золотистыми украшениями. Старая гирлянда обвивалась вокруг развешанных на стене инструментов.

Так, подшучивая, они прервали застолье, и взялись за предпраздничную приборку своих гаражей, а потом засобирались домой.

– Доктор, давай хороший крайний тост «на стремя»! – попросил Александр Павлович. Пошептав что-то себе в усы, Николай Григорьевич поднял свой стаканчик и начал:

А тут Васин немедленно вставил свое:

– Да, – крякнул Курочкин, – это у Васина – крик души! К большому сожалению, для остальных это уже не актуально! За изъятием, быть может, еще и Андрея!

Пожелали друг другу всего хорошего в наступающем году, выпили «на стремя» – по предложению казака Егоркина, а не «на посошок», как это водится. Чем больше Егоркин выпивал, тем больше его тянуло к казачеству. А тут еще родная чача…

Предстояли хлопоты в ожидании праздника. И все-таки, все ожидали от наступающего праздника чего-то такого… Особого. А вдруг?

Как-то раз, где-то уже в 90-х годах, выпал мне отпуск на осень, – рассказывал Егоркин, – А я и не расстроился! Летом-то, кстати, и у нас на Севере, очень не плохо, да! Да и на жарком юге мне уже «Тяжек воздух нам земли» – говаривал один персонаж Пушкина.

Но на родной Кубани осень – так и вообще – шик и блеск! Овощные базары там в это время полны! И арбузы, и виноград, и даже хурма! А сколько там автобочек с живой рыбой из зарыбленных разной серебристой живностью прудов! Эй, радуйся, душа!

Она, душа, все же, где-то около желудка и вкусовых рецепторов, чтобы там не говорили! Верьте мне – давно живу!

А что? Даже классики пишут: «после вкусного обеда… главный герой… находился в благодушном настроении». Во! Душа благая! Въезжаете?!

Да и торговали тогда по-божески, а не как сейчас, будто в крайний раз в голодный год, если по ценам судить, никакие инородцы казакам цены на их продукцию на станичных базарах, да на городских ярмарках и рынках диктовать не смел.

Хочу я посмотреть на тех героев, которые бы тогда хотя бы попробовали! Вы тоже? Вот то-то!

Тогда еще все совесть имели во вполне приемлемых пределах! А жадность – она от Гордыни да с Запада – прямыми поставками. Насмотрелся я – было время! Хотя, если уж честно, пусть и не совесть, тогда здравый ум это самое хапужничество тормозил. Потому, что покупателя раз и навсегда потеряешь. А где другого взять? То-то и оно! А где нам его, здравый-то взять? Ага!

– Подался Егоркин в философию! – понимающе кивнул доктор Рюмин.

– В это же самое время – отмахнулся нетерпеливо Палыч-сан от Рюмина и продолжал: – в октябре – ноябре, начинают уже птицу бить, вино молодое подходит. Это все знают, у нас даже праздники в его честь есть, вроде французского «божоле».

А чача, такой виноградный самогон, из свежего виноградного жмыха и домашний самогон же из молодой, еще наполненной жизненными соками, пшеницы втихую, безо всяких фанфар и реляций, гонится в достойных количествах. И никто этот декалитраж никогда не сочтет, он статистике не подвержен!

Тут Егоркин облизнулся. Заметив это, Рюмин громко резюмировал:

– Ага, видали! Палыч-сан сглотнул слюну, когда стакан чачи представил! Скрытый, то есть – латентный алкоголик! – удовлетворенно сказал доктор, будто сам лично сделал Палыча алкоголиком. От избытка чувств он даже зажмурился, как довольный кот.

– Ах ты, Пилюлькин, клизматрон несчастный! Обрадовался, садюга!!

– возмутился до самых печенок старый мичман, – это у меня от избытка слов в горле и во рту пересохло! – зарычал Палыч-сан, налил себе стакан живого Кольского пива и осушил его в два глотка.

Народ показал доктору «желтую карточку».

Воспитанный деликатный Бардин ненавязчиво намекнул, что, вообще-то, за такие провокации в приличном интеллигентном обществе ненавязчиво бьют некоторых шибко заумствующих. Егоркин согласно кивнул и продолжил: – Народ в станицах ходит веселый, удовлетворенный после сбора богатого урожая щедрой кубанской земли.

Свадьбы, опять же, играют, да еще какие, праздники семейные и церковные справляют станичники, да как песни поют… – припомнил Егоркин, и на глаза навернулась непрошеная сентиментальная слеза.

– Расчувствовался, блин! Старею! – пояснил он, – Эх, люблю Кубань, и если бы не Север да не флот, разве бы я с ней смог разлучиться? Давно бы уже вернулся бы, да уезжать от нас – как резать по живому. Тут все – и юность, и молодость, и – друзья. Да и дорогие сердцу могилы уже есть на нашей земле, тут, неподалеку.

Вот жена говорит – консервативный я, боюсь, мол, свою жизнь изменить. А чего спешить хорошее-то менять? Я ничего в этом плохого не вижу!

Народ его мысленно поддержал, согласно кивая. У каждого были свои резоны.

– Ну вот, слушайте! – продолжал Александр – приехал я тогда в свою станицу, в родительский дом, отдохнул, а потом прошелся по знакомым с детства улицам. Строго говоря, нет уже тех улиц, старенькие родовые казачьи дома-куреня с щитами-ставнями на окнах, обращенные во двор. Была такая особенность – строились-то они тогда, когда набеги абреков были не в редкость! Сакли-дома кавказцев тоже так строились – казаки непременно хаживали с ответными визитами, и не совсем, чтобы с дружественными. Такие законы были! Дикие времена. Только силу и уважали! Да еще – справедливость!