Ф. Илин - Мичман Егоркин – на берегу – в гостях!

Открыв дверь в полутемную, освещенную лишь одной свечой спальню, Норбулат почувствовал пряный запах новых духов и аромат жасмина от чаши-курильницы над свечой.

У Норбулата сама собой всплыла на язык газель Руми. Как всегда – память сработала вовремя и к месту!

В ответ он услышал восхищенное, протяжное, как любовный стон: «О-о-о!» своей жены. Точно, такие стихи не каждая женщина и не каждый день слышит!

Началась тысяча вторая ночь восточной сказки…

Субботний день близился к вечеру. Трудолюбивый северо-западный ветер растащил собравшиеся было тучи, и небо засияло той глубокой, прямо – нездешней таинственно глубокой синевой. Вот откуда брали краски те, кто раскрашивал и купола наших церквей и навершия достающих сами небеса минаретов Самарканда и Бухары. Впрочем, и в краях Алишера Навои и Руми с буйством красок было тоже все в порядке. Это если не нарушать справедливого течения жизни, оглядывая Божий мир. Ибо Всевышний – сам создатель Создателей и Архитектор Архитекторов!

Народ заканчивал свои гаражные дела и шаманские танцы с инструментами вокруг машин.

Старая сбитая и спаянная компания готовилась посидеть, как следует. Имеем право!

Коллектив «военпенсов» уже значительно подразбавился молодежью! Все в этом мире изменчиво – кто-то уже выбыл на так называемое «ПМЖ», получив очень долгожданные квартиры в пресловутой Средней Полосе.

Все мы тут временные, приезжали сюда служить, служили, отсюда уходили в моря, возвращались к родным берегам, снова уходили… Неожиданно подкрадывался запас, пенсия, ожидали обещанные за долгую службу квартиры… А некоторые так и упокоились на постоянно под крестами Белокаменской часовенки.

Кто-то отдал свои квартиры подросшим, оженившимся и даже размножившимся детям, у которых-то других шансов на жилье нет и не предвидится… Так, выезжали иногда пересчитать внуков – а вдруг, как цыплят во дворе их добавилось, а?

А сами остались здесь, благо квартир в старых домах – с избытком, и если кому-то их не дают – то только исключительно из чиновничьей вредности.

Город же жил своей размеренной жизнью флотского гарнизона, и новые моряки спешили по утрам к старым причалам, где стояли пока еще старые корабли, мечтавшие о новых собратьях, все как-то застревающих на неведомых стапелях где-то на большой земле. Жизнь продолжалась…

Палыч разжигал мангал и не был доволен результатами своего труда. Еще бы! Дрова были сырыми, бумага успешно прогорала, щепки еле тлели… а дрова над всем этим издевались! Огонь бился-бился, а потом бессильно опадал, зло поглядывая красными тлеющими угольками. Интересно, вот какая такая… товарищ подготовила исходники, а? Оторвать бы этому песцу вонючему кое-какие детали, причем – в три приема, а? Уголь в мешках, тихо-мирно скучал в мешке, в гараже.

И вообще – все было не так! Прямо с самого утра! Андрею, который складывал дрова в мангале, тоже надо было руки поотрывать… Но уже поздно! А надо было! Совсем немного подправить дрова… и, наверное – мозги!

– Что-то в голове какие-то кровожадные мысли ворочаются! – одернул сам себя Егоркин вслух, не стесняясь приятелей, – говорят, пра-пра бабушка, чеченкой по рождению была, так вот она генами где-то шевельнула, наверное, так не иначе!

Все это мичман проговаривал, добавляя убийственные пожелания всем причастным. Традиции были такие! Нет, конечно, хочешь сделать хорошо – делай сам! Это он знал! Но кое-что можно сделать и сейчас. Например…

Мало-помалу – дело пошло! Огонь заполыхал, дрова, наконец, занялись!

Доктор критически осматривал заготовку шашлыка – «бастурму» как он ее называл, с видом знатока оглядывая процесс подготовки и покрикивая на участников, как на своих девчонок-медсестер на операции… Во зверь-то! Но пахло от маринада очень, очень аппетитно!

Палыч тайком сглотнул непрошенную слюну.

– Критиковать – это, конечно, не мешки таскать! – резюмировал Коромыслин, – вон, лучше помой и порежь овощи!

Доктор на полуслове замолчал, а потом молвил: – А почему бы и нет, собственно?

И обстоятельно занялся поручением.

Андрей вытащил из гаража пластиковые тарелки с селедкой, салом и колбасой, корзинки с ломтями ржаного хлеба. Мужская закуска!

Тут же разливали национальные напитки, в том числе кубанский «виски», чисто пшеничный без дрожжей, выгнанный ночью, где-то далеко-далеко на юге, в летней кухне старого казачьего дома.

Это лично мой братан делал! – с причмокивание сказал Палыч-Сан, – это настоящий эксперт, к тому же – признанный всей станицей сомелье. Чистый бальзам от всех болезней, что ты! Не верите? Не надо – тут пробовать надо!

Попробовали, честь братану отдали.

Выпили за конец гаражной страды, закусили. Причем, Палыч лишь слегка поковырялся в соленых огурцах.

– Закусывай, Александр! – жуя колбасу, встрял доктор – когда еще шашлык созреет!

– Ну уж нет! – мотнул головой Егоркин, я уж лучше свои трюма под главную пищу припасу, под объемистый груз! – хмыкнул он и улыбнулся. Видимо каким-то своим воспоминаниям, и продолжал: – А то я как-то раз опозорился, да так, что до сих пор от стыда потею! Тудыт твою вокруг брашпиля банником главного калибра! – совсем уж распереживался Палыч, как увижу во сне – чистый Кондратий!

Да и в Самарканде, небось, вспоминают большого русского, который сожрал вообще все, что было на столе, разве что чуть рисованные маки от скатерти не поотковыривал… Было! Эх, было! Как вспомню! Волосья – дыбом! Даже кусок лысины козырьком встает!

Слышали, небось? Ну, тогда – слушаем!

Давным-давно, ещё когда стоял себе «Союз нерушимый республик свободных» и в ус себе не дул, глядя в безбедное будущее, служили на славном Северном флоте люди со всех его центров, окраин и задворков! И Великая Русь, которая всех сплотила, была непоколебимым оплотом стабильности и порядка. Причем – не только у самих нас и во всем мире тоже!

И граждане не совсем, чтобы уж русские, и даже не славяне, не были никакими такими мигрантами, а гражданами единого мощного великого государства, которое они защищали – по Конституции и каждый в свой законный срок, да в тех уголках страны, куда забросит тебя судьба. А все соседи-враги конечно, злобой пыхали, но вот тронуть даже краешком рукава – боялись, и – не без оснований! А и нехрен нас трогать!

Александр Егоркин, по обычаю потянув время и сделав паузу, добившись гробовой тишины и академического внимания, начал:

– Стояли мы тогда в заводе, срок планового ремонта подошел. И вдруг, ни с того, ни с сего, вызывают меня и нашего минера в штаб.