Илья Ильф - Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки
- Название:Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Ломоносовъ»77e9a3ea-78a1-11e5-a499-0025905a088e
- Год:2015
- Город:Москва
- ISBN:978-5-91678-047-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Илья Ильф - Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки краткое содержание
В эту книгу вошло практически все, что написал Илья Ильф один, без участия своего соавтора и друга Евгения Петрова. Рассказы, очерки, фельетоны датируются 1923–1930 годами – периодом между приездом Ильфа из Одессы в Москву и тем временем, когда творческий тандем окончательно сформировался и две его равноправные половины перестали писать по отдельности. Сочинения расположены в книге в хронологическом порядке, и внимательный читатель увидит, как совершенствуется язык Ильфа, как оттачивается сатирическое перо, как в конце концов выкристаллизовывается выразительный, остроумный, лаконичный стиль. При этом даже в самых ранних фельетонах встречаются выражения, образы, фразы, которые позже, ограненные иным контекстом, пойдут в народ со страниц знаменитых романов Ильфа и Петрова.
Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Яковлеву Людмилу сцены погребения кота («Котофеевна стала думать и гадать, куда Котофеича девать. Посылала звать гостей изо всех волостей, скоро мыши собрались и за дело принялись. Котофеичу ноги накрепко связали и на дровни поднимали») очень поразили.
Печальную процессию мышей с прахом Котофеича она перерисовала по мере сил, но подпись поставила совершенно новую, свою:
Настал последний день Кота,
Издох он бедный,
А мыши рады провожать кота —
Он был ужасно бледный.
Всем ли детям выставка по плечу? Лучший ответ на это находим в той же «книге впечатлений». Некоторые малыши уже переросли.
«Нужно устроить выставку не только зверей, но и их жилищ».
«Выставка мне очень не понравилась. Я думал, что здесь все живое».
Эти дети хотят знать о зверях больше, чем могут узнать на выставке.
Они пойдут в зоопарк и увидят там живых зверей, на биостанцию, где научатся уходу за животными, и так далее.
Это – путь, началом которого служит выставка «Про зверей для детей».
1926Мадридский уезд
Советское кино испытывает новое потрясение.
Под напором крымских, каракалпакских и забайкальских легенд полковники-усачи, еще так недавно бойко попрыгивающие на всех окраинах, стали хиреть и вскоре угасли совсем.
Киноактеры, три года не вылезавшие из пространных галифе, облачились в халаты и принялись изображать юго-восточные и северо-западные предания, а то и просто басни.
Экранами завладели минареты, ведьмы и пропасти неизмеримо-идеологической глубины.
Сниматься в кино могли только люди с черными буркалами. Актеров, не знавших, что такое чувяки и шариат, режиссеры гнали как несозвучных эпохе.
Несозвучные в отчаянии принялись отращивать себе совершенно юго-восточные, в конский хвост длиною, бороды.
Однако едва бороды произросли, как уже опоздали. На кинофабриках стоял полновесный крик:
– Кому нужны эти бороды? Продавайте их на войлок!
Действительно, этим летом борода уже не требовалась.
Халаты из мордастых ситцев брошены в кладовые, а народы советского Востока, подработав на массовках, возвратились в первобытное состояние и, к радости заготовительных органов, снова приступили к возделыванию хлопка.
Теперь требуется от актера голый, хрустальной твердости подбородок. Из чудесных коридоров кинопредприятий понесло новым и на этот раз уже совершенно непонятным духом.
Первым в стойло московского зимнего сезона прибежал «Межрабпом» со своей штучкой «О трех миллионах».
Счастливая судорога обняла потомков присяжных поверенных, и они повалили в зрительный зал смотреть штучку. За ними ринулись подруги кассиров и одичавшие романтики с Зацепы.
С тех пор эта категория зрителей уже не выходила из состояния радостных спазм. Ее победил балкано-румынский шик, с которым связана эта картина.
Фокстрот с какими‐то пузырями, красавицы, «пышные формы которых напоминают лучшие времена человечества», и предупредительно лезущие к первому плану вывески на франко-болгарском наречии беспрерывно вопиют о том, что пейзаж сей нисколько не русский, что все снято в настоящей, неаполитанской губернии и в мадридском уезде.
Герой же «Трех миллионов», невзирая на некоторые культпросветные к нему добавления, нисколько не сын мозолистых родителей, а простой граф, временно впавший в благородное воровство. Здесь заграничность постановки тоже не нарушена, и сердца кассировых подруг упоены в меру цензурных возможностей.
За коммерчески-иностранным «Межрабпомом» выступает иностранец с детства – режиссер Кулешов, делающий кинокартину по рассказу Лондона.
Все возможное в окрестностях красной столицы переделывается в ледяные варианты Аляски. Не умри Джек Лондон так скоропостижно, он, конечно, возжелал бы родиться и действовать в пределах бывшего московского градоначальства, на кулешовском Юконе. До того там все загранично получается.
Одесская фабрика даже на вышеприведенном европеизме не успокоилась, а сразу углубилась в так называемую пыль веков.
В самом деле! «Нас три сестры, одна за графом, другая – герцога жена, а я, всех краше и милее, простой морячкой быть должна».
Посему в Одессе фабрикуются цельные «Кво-вадисы» и «Кабирии» с Колизеями, малофонтанными гладиаторами, центурионами с Молдаванки и безработными патрициями, набранными на черной бирже. Ставится нечто весьма древнеримское – «Спартак», – естественно, получается восстание рабов в волостном масштабе.
Пришла пора спасаться.
Идут «рымляне» и «рымлянки», лезут графы в голубых кальсонах, антарктические персонажи – и кто его знает, что еще может быть. Если одесситу воткнуть в прическу страусовое перо, то он многое совершит.
Нужна ли только эта ломаная, болгарская заграница и парижский жанр 3‐го ранга? Зачем делать именно те картины, которые мы бракуем, если их предлагает заграница?
1926/27Как погиб Чебыкин
Кто хоть раз проезжал Шепетовку, тот знает, что достопримечательностью этого небольшого украинского городка являлась нерушимая, железная дружба между ответработниками местного окрфо – Чебыкиным и Эйдельманом.
Ответственность их была почти одинакова. Первый был контролером сберкассы, а второй украшал собой туземное отделение сельхозналога.
Вся Шепетовка гордилась этой неслыханной дружбой.
В одно погожее утро на Шепетовку обрушилось несчастье.
Все растерялись. По городу пронеслось интригующее шипение:
– Чебыкин поссорился с Эйдельманом, а Эйдельман поклялся допечь Чебыкина.
Ссора была великая, но шли слухи, что Чебыкин ничуть не испугался Эйдельмана. В то же время очевидцы передавали, что великий Эйдельман уже готовится к битве с Чебыкиным.
В ночь, наступившую непосредственно после примечательной ссоры, Шепетовка не спала. Граждане толпами бродили по единственной, но главной улице своего города.
– Что будет? – слышались грустные вопросы.
– Плохо будет! – говорили знающие люди, бородатые контрабандисты и бывалые старички. – Он фактически допечет Чебыкина.
Тут все зашевелились, ибо сам Эйдельман появился у калитки своего дома.
Героя окружила толпа.
– Что же будет?
– Это вы увидите завтра!
Сказав так, Эйдельман удалился в дом и гордо лег спать.
А в другом конце города, саженях по крайней мере в пятнадцати от дома Эйдельмана, так же гордо спал ничего не подозревающий Чебыкин.
Утром широкие массы Шепетовки по‐прежнему толпились у дома Эйдельмана.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: