Валерий Попов - В городе Ю.: Повести и рассказы

…Это успокаивает.

Обработка И. Петрухина.

Ясно! И тут цензура!

Ну, что же. Раз подарили — надо читать. Спешить пока некуда — бульдозер трещит. «Ярость благородную» еще успеем скопить.

А пока — раз подарили — надо читать! Как говорила моя школьная учительница Марья Сергеевна: «Все-таки нет добросовестнее этого Познанского!»

Стоп! Какого — Познанского? Санчо погиб давно! Геныч я, Геныч Павлов!

Обессиленно сидел.

Замудохали, мичуринцы проклятые!

Да с тобой сам Мичурин сойдет с ума!

Уже и перебранка пошла! Возьми себя в руки. И — его!

Коза! Ее применение и размножение… Обработка Петрухина.

Выпущено Министерством внутренних дел…

Ясно, чья рука!

В 1912 году.

Вон когда спланировали!

В 1911 году Министерство внутренних дел России приняло меры к завозу в Россию 20 тысяч особей знаменитой зааненской породы. Значение этого события трудно переоценить…

Переоценим!

Коза — полезное, неприхотливое животное, дающее относительно своего веса больше молока, нежели корова. Кроме того — козе требуется значительно меньше кормов…

Не прихотливое. Но похотливое.

Молчать!

Ясно. Фирменное блюдо: «Кровь с молоком»!

Геродот, Гомер, Аристотель воспевали козу… И эти туда же!

Делают сафьян!.. На саван.

Пух первой чески… пух второй чески.

Дурно пахнущих коз надо выбраковывать из стада… Вот это умно!

Баран никогда не садится на козу…

Ну что же, надо отдать ему должное.

Козел — тот садится на овцу!

Ну, с этим все понятно.

Французский садовод Лабулэ все работы исполняет на козе.

Счастливчик!

Интеллигентность коза проявляет лишь тогда, когда хочет чего-то добиться.

Ясно! Троянская коза!

Козьи сыры: мнедор, девру, касселаж, пикотт, рокфор…

Вряд ли удастся полакомиться — треск бульдозера оборвался!

Пора! Я встал и пошел, на ходу дочитывая: хоть какими-то знаниями обогатиться напоследок!

Солнце рубилось с тучами сразу несколькими плоскими дымными мечами, но тучи побеждали.

Молочная коза должна быть н е ж н о й к о н с т и т у ц и и…

Ого!

…Нежной конституции, иметь мягкую кожу, мягкий тонкий волос, хорошо развитые молочные железы (вымя), ляжки полные, хорошо развитый зад, ласково-кроткое выражение глаз. Козы, большие лакомки…

Я вдруг остановился, почувствовав, что меня душат слезы. Все! Троянской войны не будет! И Троянской козы не будет! Дай Бог им счастья!

Я резко повернул и пошел по заляпанным шпалам в обратную сторону.

Капсула у Маркса на губе уже погрузилась в ночную тьму.

Представляю, какая холодрыга начнется там!

Ничего! Выручим! С вами дядька Черномор!

Я пошел к станции. Только первый путь еще сиял бензиновым отливом, а второй путь, и третий, и четвертый, и пятый заржавели уже. Огромные буквы «СЛАВА ТРУДУ» на склоне горы почти полностью ежевикой заросли!

Власть п е р е д е р ж а щ и е, власть н е д е р ж а щ и е… Ромка говорит: зато такие времена! Ну, какие особенные уж времена? Времена, как всегда: «Иван Грозный уже убил своего сына, Петр Первый еще только допрашивает…» Как всегда!

О! Вон из товарного вагона свесила ноги прекрасная поселянка. Это тебе будет не коза! За ней во тьме вагона навалены прозрачные мешки с чем-то белым… Наркотик? Это бывает тут.

— Что там у тебя? — подошел строго.

— Та то селитра ж! — запела.— В Армению ее везла, так год уже жду, пока дорогу откроют!

— Для пороха, что ли, селитра?

— Та ж нет! Траву ею хорошо удобрить… или под яблоню положить!

Тебя саму хорошо под яблоню положить!

На первый путь, заскрипев, прибыл эшелон, со ступенек стали прыгать ребята в погонах МВД.

Прибыли все-таки?

Ребята! Не Москва ж за нами! Сколько ж можно? Снова операция «Уголек»?

Хватит! Брошу все, перееду за тоннель, в санаторий ЦК. Открою там кооператив «Трон Генсека», богачей на него буду сажать за большие деньги! Там, правда, какие-то угрюки захватили все хозяйство, но ничего, мы с моими соколятами быстро разберемся!

С волками жить — по-волчьи выть!

О! Оказалось, это ребята зечек привезли, выпускают из вагонов! На праздник Вакха, как каждый год, но в этот раз без нас… почему-то. Кстати — почему?

Любуюсь: отличные девахи! Не то что у нас в молодости были — коренастые, разрисованные, с фиксами!

Эти красавицы — как на подбор! Все выступает! А глазищами так и стригут! Ждут, что их тут «соколы» крепко встретят, как каждый год было.

Но в этом году не будет!

…А собственно, почему?..

Традиции не стоит разрушать!

Помню, каждый год в это время на общем совещании Зысь мне говорил: «Если твои соколы этих курочек не потопчут — наутро не расшевелить их будет, квелые будут, еле-еле бродить!»

Ну, помогали ему,— и те летали наутро! Праздник винограда… а значит, и вина! И это кончилось?

Почему?! Козоводство важнее? И виноделие важно!

За рельсами сажают их на корточки, руки на затылке… Но глазищами они так и стригут! Смотришь на них, и кажется, что наша жизнь действительно лучше становится, не то что прежде! Раньше таких красавиц не было… по крайней мере — в тюрьме. Лучше жизнь становится?

…Запоздалый, впрочем, оптимизм!

Вдруг я заметил, что одна из них, зыркая глазищами и не поднимаясь с корточек, медленно-медленно ногами перебирает и — уплывает! Спряталась за водокачку!

Ого!.. В мои обязанности это не входит… но!

И тут как раз электричка нагрянула, пропускает их еще тоннель — напоследок.

Всюду вокруг уже война кипит, кровь льется, а электрички ходят! И тут вдруг гром вдарил, ливень хлынул, и моя (моя?) молнией метнулась в электричку!

Та-ак… Не моя это обязанность… но… Не успел опомниться, как сам непонятно зачем в электричке оказался, за две скамейки от нее! Она, ясное дело, увидела меня спиной, напряглась, но осталась неподвижной… Куда бежать?

Электричка тронулась. Прогрохотала через темный тоннель.

Все ясно… Прощай, Гульсары!

Вынырнули на свет, и я зажмурился: не столько от света, сколько от счастья — она сидела там же, абсолютно неподвижно!

Видно, попала не в п о л е с т р а х а, а в п о л е с т р а с т и, что я излучал… а кто уж тут уйдет?

Я не успел разглядеть ее там, во тьме, не видел и сейчас, но зато как ее чувствовал! Видал лишь ухо (другое завешано волосами) и кончик ее ботинка, но по положению носка ботинка представлял ее всю… абсолютно точно… нога закинута на ногу… в сладком предвкушении свободы… или чего?

И это сладкое оцепенение длилось; убегать ей нельзя было, но хотя бы пошевелиться?.. Нельзя! Я и она вдруг почувствовали, что порой движение на миллиметр гораздо слаще иных размашистых движений. Может, впервые с ней это почувствовали, но главное — вместе! Я вдруг увидел, что ее ухо все более наливается алым!