Валерий Попов - В городе Ю.: Повести и рассказы

Там Даша играла с песиком и, увидев меня, подняла быстро голову и улыбнулась.

На кухне жена взбила омлет и вылила его из мисочки на сковородку.

— Во сколько завтра едете-то? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Как так?

— Не знаю,— сказала она.— Звоню все время Дийке, она не отвечает.

— Но вы договаривались или нет?

— В общем, да.

— А когда?

— На той неделе еще.

— А вчера не могла созвониться? Позавчера? Трудно это было? Или невозможно?! Мало ли что могло случиться за эти дни?

Жена отвернулась к плите, заморгала, что означало у нее приближение слез.

Я ушел в комнату, сел на диван, сидел, автоматически сводя и разводя два маленьких черных магнитика, оставшихся, наверно, от какой-нибудь «Маши не хочу каши», стараясь отвлечься, успокоиться их маленьким, выскальзывающим сопротивлением.

— Что, папа? — в комнату вошла встревоженная Даша.

— Ничего,— сказал я, погладив ее по голове.

Я надел ботинки, вышел на лестницу, хлопнув дверью.

Та-ак! И это дело завалено! А Даша, особенно последние дни, так мечтала о том, что она поедет к Хиуничевым на дачу, будет вместе с их дочкой Катей поливать грядки, как они будут бегать по лесу!

— Там, наверное, ландышей уже много.— Поддерживая в ней бодрость в последние дни занятий, я сам часто поднимал эту тему.

— Нет,— серьезно подумав, как всегда, отвечала Даша.— Ландышей еще нет. Только внизу, у ручья есть.

— Но вы-то знаете небось это место?

— Конечно! — небрежно отвечала Даша.— Мы с Катькой в прошлом году каждый день туда носились!

Да и сам я радостно думал, как хорошо будет оказаться ей в сосновом лесу после тяжелых занятий в конце года, тем более, как рассказала однажды жена, Даша, выйдя после контрольной по математике, потеряла сознание. Меня эта история очень перепугала — что же это такое… в чем дело? Может быть, просто переутомление? Даша занималась так старательно, дотошно, и вот наступили каникулы, она собрала свои вещи в старый чемодан… и вдруг выясняется, что никуда они не едут!

Я стоял, слушая ровные гудки в трубке. У Лехи с Дийкой — никого! Все ясно! Собственно, это давно было ясно, что Хиуничевы не горят желанием приютить нас у себя на даче. Мы сами давно прервали семейное общение с ними и только перед самым летом, в ожидании каникул, резко возобновили. Эта хитрость, конечно, шита белыми нитками, и обидчивый Леха, конечно, ее раскусил. И вот результат: долгие, тягучие гудки в трубке. «Нас нет, а вы живите, как знаете!»

Я нервно топтался во дворе. Главное, тяжело было возвращаться к дочке, что-то ей объяснять…

— Ничего! Утро вечера мудренее! — сказала жена.

— Мудрёнее! — сказал я.

Утром, когда дочь с женой еще спали, я снова позвонил… Нет… никого! Тягучие гудки.

— Ну как? — спросила дочка, подходя.

— Пусто! — сказал я.

— Ух, мама! Уж не могла договориться! — Сощурясь, Даша посмотрела на выходившую из спальни мать.

— Ну, что будем делать? — садясь в прихожей на стул, спросил я.

— Они на даче, точно! — подумав, сказала Даша.

«Может, они на кладбище поехали? — подумал я.— Троица сегодня, все на кладбище едут».

— А поедем к ним. Нет, так нет! — сказала жена.

Я представил, как они с дочкой, со щеночком на поводке подходят к даче — и никого там нет, ворота закрыты. Только представить себе, как они будут идти потом обратно!

— Ладно, съездим! — решил я.

Я открыл чемодан, стал перекладывать вещи в сумку.

— Английский берем?

— А как же! — вытаращив глаза, сказала Даша.— Обязательно надо будет там английским заниматься!

В электричке песик спокойно уснул, Даша читала английский. Я, не отрываясь, смотрел в окно.

«Как долго едем-то! — думал я.— С прошлого года помню эти торчащие из воды черные палки. Сколько едем, а самое только начало пути!»

Наконец мы вышли на станции и, спустившись с платформы, пошли по ноздреватому после дождя песку. И сразу же почувствовали чистый, промытый дождем, прохладный воздух!

По дороге Даша, разрывая мое сердце, все рассуждала о том, что дядя Леша с тетей Дией, конечно, уже взяли Катю из детского сада.

— Любому хочется отдохнуть от этих занятий! — рассудительно говорила она.

Мне все хотелось добежать первому до дачи, узнать, как там обстоят дела, вернуться с какой-то определенной вестью, чтобы жена и дочь не шли так, в сомнениях и переживаниях, по дороге… Но, сдерживая себя, я шагал с сумкой рядом, чуть впереди.

И вот показался за оградой двор, у сарая серый бок «жигулей».

— На месте! — небрежно сказал я.

Словно услышав команду, песик стал рваться на поводке. Даша побежала за ним, но я с сумкой обогнал их, чтобы в случае чего принять удар на себя! Мы подошли к калитке. Леха, остроносый, в берете, обстругивал какую-то доску: поставив ее на топчан посреди двора, с наслаждением прищурив глаз, готовился нанести снайперский удар — и тут он увидел нас.

— А-а-а… И с собачкой! — только и произнес он и, не в силах сдержать своей досады, скрылся в бане, которую он строил, наверное, лет пять.

Даша со щенком на руках стояла у закрытой калитки. Из бани раздался стук топора.

К счастью, страдания в жизни не тянутся долго — этого не выдерживают ни жертвы, ни палачи,— и вот уже с крыльца дома спускается Дия, громко говоря:

— Дашка! Какая ты большая-то стала! А это что с тобой за безобразная женщина? А это что за командированный с узлом?

Жена быстро подхватила ее тон. Дия открыла калитку, и, обнявшись, они с женой, болтая на тарабарском своем наречии, ходили по двору.

Катя, не обращая внимания на Дашу, хотя они так дружили год назад, сразу, конечно, бросилась к щенку. Но Даша спокойно ждала, пока та опомнится и поздоровается,— характер у Даши был твердый, дожимать ситуации она умела, тут я даже иногда ей завидовал.

Не дождавшись приветствия, Даша присела к щеночку, и они стали щекотать его вместе с Катей.

— Сходите, девочки, погуляйте с ним в лесу! — сказал я, быстро закрепляя этот альянс.

— Леня! — густым своим голосом закричала Дия.— Может, ты покинешь свой скит хотя бы по случаю приезда дорогих гостей?

— Должен же я закончить эту сторону, раз решил? — с досадой отвечал Леха.

Я сел на раскладной стульчик посреди двора.

— Телеграмму получили от Риммы,— высунувшись вдруг из бани, проговорил Леха,— шестого приезжает, точно уже! Так что ничего, к сожалению, не получится!

И тут же скрылся обратно.

Собрав силы, я вошел к нему в клейкий, пахучий сруб.

— Да-а-а… Здорово ты тут развернулся!

— Шестого, говорю. Римма приезжает, Дийкина мать,— упрямо повторил Леха.

— А? Ну и что? — небрежно и весело сказал я, хотя веселья и небрежности осталось у меня очень мало.— Но до шестого-то могут тут девочки пожить вместе, тем более, видишь, как они обрадовались друг другу!