Олег Рой - Пятьдесят оттенков Серого волка, или Шапка Live

– Но почему она тогда…

– А потому что упрямая, – ответила Бабушка. – Она с детства как упрется рогом, хоть кол ей на голове теши, не переубедишь ни за что. Вы вот, хоть и творческая личность с Внутренней Богиней в голове, но повзрослели и много поняли; а она только кажется серьезной и самодостаточной женщиной, а как была пичужкой перелетной, так и осталась…

Теперь ошарашена оказалась Красная Шапочка. Ошарашена и обижена:

– Ба, ты это про меня? – она растерянно захлопала ресницами совершенно так же, как давеча Лев Львович. – За что?

Бабушка протянула руку и погладила русые кудри девочки:

– Что ты, вовсе не про тебя. Про мамочку твою любимую.

– Про маму? Но почему…

– Потому, что натворила она делов, – ответила Бабушка.

– А я-то думал, куда она пропала, – хлопнул себя по лбу режиссер. – Она что, в академку со второго курса ушла, что ли?

– Ага, – подтвердила Бабушка. – Зимнюю сессию сдала, сразу и оформили. Я ее тогда чуть не убила, и убила бы, не будь она беременной. В фигуральном смысле, конечно. – Не переставая теребить на груди амулет в виде круга с восемью загнутыми лучами, Мария Ивановна с тревогой взглянула на Волка, начавшегося чихать. – А главное, она ж, язва, так и не призналась, кто отец Красной Шапочки. Двадцать три года молчала, я думала, может, сама не знает, а поди ж ты…

– Так может… – Брюковкин задумчиво потер виски…

– Не может, шеф, – внезапно сказал Волк, громко чихнул и едва не подавился очередным пирожком. – Можете делать анализ ДНК, можете мне на слово поверить. И как я сам не догадался?

– Почему это ты, Вовчик, должен был догадаться? – уточнил режиссер с плохо скрываемым раздражением. – Ты к этой истории…

– Пока не имею никакого отношения, – пожал плечами Волк. – Но не забывайте о моей видовой принадлежности. А так же об особенностях восприятия ликантропов.

– Чего ты темнишь, Серый, – но режиссер, кажется, был заинтригован. – Чего ты там воспринимал, сигналы из космоса, что ли?

– Ученые из Тамбовского медицинского университета исследования ликантропов считают, что обоняние Canis Lupus Sapiens примерно в сто четырнадцать раз сильнее человеческого, – хорошо знакомым Красной Шапочке тоном ее собственного Разумея Занудовича ответил Серов-Залесский. – Ряд исследователей Homo Sapiens с ними не согласны, называя цифры от семидесяти семи до ста, но то, что запахи мы различаем во много раз лучше, ни у кого сомнений не вызывает. Аа-пчхи! – отвлёкся Волк, утер глаза и, подхватив бутерброд с колбасой, продолжил объяснения: – Каждый человек, более того, каждое живое существо обладает индивидуальным, совершенно неповторимым запахом, но этот запах – не просто какой-то одиночный аромат, это целый букет, наполненный цветами и оттенками. И в этом букете можно выделить очень, очень многое. По запаху мы можем сказать о человеке почти все, начиная от того, сколько ему лет и заканчивая даже некоторыми проблемами его здоровья или тем, что он ел на завтрак третьего дня.

– Мужики, ущипните меня, я таких задвигов от Волка никогда не слышал, – поразился Потапыч.

– Вообще-то он умный, – заметил Олег, разливая пиво.

Анатолий Сергеевич и директор ничего не сказали – дремали на стульях на солнышке, не желая перемещаться в непротопленный с зимы темный клуб.

– Го-онишь, – выдохнула Красная Шапочка.

– Смени лексикон, – строго оборвал девушку Волк. – Вы, Мария Ивановна, ели овсяные хлопья «Фитнес» с джемом и молоко «Домик в деревне», вчера и позавчера, а сегодня – кашку из этих же хлопьев на молоке с клубничным вареньем, чай и печенье домашнего приготовления, – спокойно ответил Волк.

Бабушка кивнула.

– Потапыч вчера выпил не меньше литра и закусил салом. – Волк махнул лапой в сторону возвращающегося к столу оператора. – А ты, Олег, вчера в Москве был с женщиной, и ели вы на ужин…

– Вовчик! – дернул Волка за рукав режиссер. – Не отвлекайся, я знаю, что тема еды тебе всегда небезразлична.

– А вы еще не поняли, шеф? – ответил Волк. – Впрочем, я сам только что понял, что меня все это время с толку сбивало. Пару раз я даже думал, что идет она, а появлялись вы.

При этом выражение морды у Волка стало таким унылым, словно он вместо сосиски сточил морковку, да еще и несладкую.

– У вас и у Красной Шапочки есть общая нота в запахе, – ответил он. – Не знаю, огорчу я вас, или, наоборот, обрадую, но я теперь практически полностью уверен: Красная Шапочка – ваша единокровная дочь. – И янтарные глаза Волка радостно сверкнули.

– Так вот почему меня так тянуло к Оленьке, – взяв дочь за руку, Лев Львович поцеловал ее.

Но Красная Шапочка резко одернула руку, встала из-за стола и побрела в сторону леса.

Волк пошел следом, на ходу доставая из куртки сложенный лист бумаги:

– Слышь, дочка знаменитого режиссера, я тут набросал еще несколько пунктов к нашему контракту. Тебе необходимо изменить манеры и подредактировать лексикон.

И Волк попытался всунуть в руки Ольги бумагу.

– Мне нужно все осознать и переоценить, – быстро проговорила Оленька и, протянув руку, уперлась в грудь Волку, не подпуская к себе.

– Ты во многом исправилась, но появились новые, так сказать, шероховатости в характере, – настаивал на своем Волк, не оценив перемены в настроении девушки.

– Хватит меня учить, – очень спокойно заявила Красная Шапочка. – Ни ты, ни Матушка, ни уж тем более Лев Львович уже не имеете на это права. Только Бабушка, а она мне нотаций не читает. Хватит. Теперь я буду жить по своим правилам. Постараюсь.

И Волк понял – перед ним другая девушка, не та, с которой он познакомился не больше месяца назад.

И Красная Шапочка пошла одна в сторону дома Ларисы Степановны.

Лев Львович привстал, но Мария Ивановна дернула его за край джинсовой куртки.

– Сидите. Девочка взрослеет.

– А красивую я речь задвинул Волку, – похвалился Разумей Занудович. – Он даже оторопел.

– Почему ты? – не дала себя в обиду Внутренняя Богиня. – А какие я сделала глаза! За такие глаза премии вручают на Канском фестивале. Он обнаглел, этот Волк. Наша Красная Шапочка для него полигон по развитию личности. Нет, чтобы чаще целовать, лазить ночью в окно, по утрам заваливать подоконник цветами… Хотя с цветами я немного погорячилась.

– Вот вы девушке душу рвете, – капризно заявила Девочка-девочка. – А мы, между прочим, остались голодными. Колбасу мы не едим, а пирожки слопали без нас. Оленька, ты, главное, не реви… Все еще наладится, нужно в это верить! Я верю, а вы?..

Как всегда и бывает, деньги закончились неожиданно. Не хватило суммы на карточке при оплате кроссовок. Конечно, Люда-Шапка покупала их не с машины у метро, где и примерить обувь сложно, и глаза у продавцов то бегали, то косили, а то и вовсе имели продольный зрачок. Продавцами чаще всего нанимали безответных приматов из северной страны Тутия, они отличались живучестью, плохим знанием языка и способностью при появлении полиции исчезать практически мгновенно.